Капут - Курцио Малапарте

Он посмотрел на меня, потом сказал:

– Увидишь, скоро дела пойдут лучше.

– Лучше? Италия – мертвая страна, – сказал я. – Что ты хочешь от мертвеца? Остается только предать его земле.

– Никогда не знаешь, как все обернется, – сказал он, – никогда нельзя загадывать.

– Может, ты и прав, нельзя загадывать.

Я знал его с детства, он всегда защищал меня ото всех, хоть я об этом не просил. Он защищал меня в 1933-м, когда меня приговорили к пяти годам, защищал, когда меня арестовали в 1938, в 1939, в 1941-м, он защищал меня от Муссолини, от Стараче, от Мути, от Боккини, от Сенизе, от Фариначчи; я был глубоко и сердечно благодарен ему, несмотря ни на какие политические соображения, мне было жаль его; хотел бы и я однажды быть в состоянии помочь ему. Кто знает, может, я смогу помочь ему когда-нибудь. Но теперь ничего нельзя было поделать. Не оставалось ничего иного, кроме как похоронить его. По крайней мере, я был уверен, что его хотя бы похоронят. Имея стольких друзей, можно было надеяться, что его все-таки похоронят.

– Будь осторожен со стариком, – сказал я ему.

– Я знаю, он ненавидит меня. Он ненавидит всех. Иногда я спрашиваю себя, не сошел ли он с ума. Ты думаешь, еще можно что-то сделать?

– Пожалуй, уже ничего не поделаешь. Слишком поздно. Ты должен был что-то предпринять в сороковом, чтобы не дать ему втянуть Италию в эту постыдную войну.

– В сороковом? – переспросил он и рассмеялся так, что мне это не понравилось. Потом добавил: – Война могла сложиться иначе.

Я молчал. В моем молчании были печаль и настороженность, он уловил это и сказал:

– Я не виноват. Это он захотел войны. Что я мог сделать?

– Уйти.

– Уйти? А потом?

– Потом? Ничего.

– Это не помогло бы, – сказал он.

– Это не помогло бы, но ты должен был уйти.

– Уйти, уйти. Всякий раз, когда мы говорим об этом, ты повторяешь одно и то же. Уйти! А потом?

Галеаццо отпрянул от меня и скорым шагом направился к зданию клуба, остановился на пороге и вошел.

Я остался, прошелся по полю и тоже вошел в клуб. Галеаццо сидел в баре между Сиприен и Бригиттой, рядом расположились Анна Мария, Паола, Мария, Жоржетт, Филиппо Анфузо, Марчелло дель Драго, Бонарелли, Бласко д’Айета и молоденькая, незнакомая мне девушка. Галеаццо рассказывал о своем объявлении войны послам Франции и Англии.

Когда посол Франции Франсуа-Понсе вошел в его кабинет в палаццо Киджи, граф Чиано сердечно принял его и сразу сказал:

– Vous comprenez certainement, Monsieur l’Ambassadeur, pour quelle raison j’ai demandé à vous parler?[479]

– Je ne suis pas très intelligent, d’habitude, – ответил Франсуа-Понсе, – mais cette fois-ci comprends[480].

Тогда граф Чиано, стоя за столом, прочел ему официальную ноту об объявлении войны: «Au nom de Sa Majesté le Rоi d’Italie, Empereur d’Ethiopie»[481]и так далее.

Франсуа-Понсе смешался и сказал:

– Alors, c’est la guerre[482].

– Oui.

Граф Чиано был в форме подполковника авиации. Посол Франции сказал:

– Et vous, qu’est-ce que vous allez faire? Vous allez jeter des bombes sur Paris?[483]

– Je pense que oui. Je suis officier, et je ferai mon devoir[484].

– Ah! Tâchez au moins de ne pas vous faire tuer. Ça ne vaut pas la peine[485].

Сказав это, посол Франции растрогался и произнес еще несколько слов, которые Галеаццо не счел возможным повторить. Пожав друг другу руки, граф Чиано и Франсуа-Понсе расстались.

– Так что же мог сказать посол Франции? – спросила Анна Мария. – Любопытно узнать.

– Очень интересную вещь, – ответил Галеаццо. – Но я не могу повторить ее.

– Бьюсь об заклад, он сказал тебе какую-то дерзость, – предположила Марита, – поэтому ты и не хочешь нам рассказать.

Все рассмеялись, Галеаццо громче всех.

– Он был вправе сказать какую-нибудь дерзость, – ответил Галеаццо, – но на самом деле не сказал ничего обидного. Он был очень взволнован. Дальше Галеаццо рассказал, как принял ноту об объявлении войны посол Великобритании. Сэр Перси Лорейн вошел и сразу спросил, зачем его вызвали. Граф Чиано прочел ему официальную ноту об объявлении войны: «Au nom de Sa Majesté le Rоi d’Italie, Empereur d’Ethiopie» и так далее. Сэр Перси Лорейн внимательно выслушал, стараясь не пропустить ни слова, затем холодно спросил:

– Это точный текст объявления войны?

Гарф Чиано не мог сдержать удивления:

– Да, это точный текст.

– Ah! – воскликнул сэр Перси Лорейн. – May I have a pencil?[486]

– Yes, certainly, – граф Чиано протянул ему карандаш и лист бумаги с грифом Министерства иностранных дел.

Посол Великобритании аккуратно перегнул лист, отрезал ножом для бумаги гриф, проверил заточку карандаша и сказал графу Чиано:

– Не изволите ли продиктовать мне то, что вы прочли?

– С удовольствием, – ответил граф Чиано, удивившись. Он медленно, слово в слово еще раз прочел ноту об объявлении войны. Когда он закончил диктовать, бесстрастно склонившийся над листом бумаги сэр Перси Лорейн встал, пожал графу Чиано руку и направился к двери. На пороге он задержался на секунду и, не оборачиваясь, вышел.

– Vous avez oublié quelque chose, dans votre récit[487], – с легким шведским акцентом сказала Анна Мария фон Бисмарк.

Галеаццо удивленно и несколько обеспокоено посмотрел на Анну Марию:

– Je n’ai rien oublié[488].