Избранные произведения писателей Южной Азии - Такажи Шивасанкара Пиллэ

лучше. А каким богатством он обладал! Жена его — чистое золото; во всей их общине ни одна женщина не могла бы с ней сравниться! Теперь его лодка стала вашей. Это большая для вас удача, сестра Чакки!

Между тем остальные лодки тоже ушли в море.

Постепенно берег опустел; на нем остались только Чакки с дочерьми да Перикутти.

В море лодки расходятся в разных направлениях. Рыбаки забрасывают сети.

Перикутти несмело подходит к Чакки и ее дочерям. Карутамма держится за спиной матери. Панджами с любопытством смотрит на Перикутти.

Перикутти задает свой обычный вопрос. Но на этот раз он обращается не к Карутамме, а к ее матери. Спрашивает ли он всерьез или шутки ради, но все об одном и том же:

— Теперь вы будете продавать мне рыбу?

Чакки отвечает:

— Разумеется, сынок! Кому же другому станем мы ее продавать?

В вопросе молодого мусульманина Чакки не видит ничего особенного — он кажется ей совершенно естественным. Может ли она догадаться, что чувствует Перикутти в эту минуту!

Карутамма, стоя за спиной матери, говорит:

— Мне холодно, мама! Пойдем домой…

Сегодня их собственная лодка впервые вышла в море. Своим счастьем они обязаны Перикутти. И потому Чакки не может расстаться с ним, не напомнив об этом:

— Если бы не ты, сынок, никогда бы нам не приобрести лодку!

Перикутти ничего не отвечает. Но слова матери очень приятно услышать Карутамме: значит, мать признает, что они должники молодого торговца. А Чакки продолжает:

— Деньги мы возвратим тебе обязательно, только попозже.

— Не надо. Разве я прошу вас об этом?

— Как так не надо? Почему не надо?

Тогда Перикутти говорит:

— Я давал их без отдачи.

Чакки не может этого понять. Зато хорошо понимает Карутамма, и сердце ее бьется учащенно. Чакки озадачена.

— Что это значит, сынок?

Перикутти отвечает решительно:

— Это значит, я не хочу, чтобы вы возвращали мне деньги.

После короткого молчания он добавляет:

— Карутамма попросила у меня денег на покупку лодки и сетей. Я их дал. Возвращать мне ничего не надо.

В глазах у Карутаммы темнеет, голова у нее кружится. А Чакки спрашивает у Перикутти, и теперь голос ее звучит сурово:

— Почему ты дал Карутамме денег? Кто она тебе? — И, чуть смягчившись, Чакки продолжает: — Так не годится. Это ни на что не похоже. Ты должен получить свои деньги обратно.

Перикутти понимает, что Чакки удивлена его отказом взять деньги, она ждет объяснений, но он их не дает. Теперь в словах Чакки звучит материнская ласка:

— Послушай, сынок! Ведь ты мусульманин. А мы другой веры. Здесь, на берегу, ты играл в детстве с моей дочерью. Но эти времена давно прошли. Мы собираемся выдать ее замуж за такого же рыбака, как и мы. А ты, сынок, возьми себе в жены хорошую мусульманскую девушку и живи с ней счастливо.

Помолчав немного, Чакки продолжает:

— Ты еще очень молод. И еще многого не понимаешь. Не понимаешь, как легко снискать дурную славу. Много ли надо людям, чтобы начать злословить? Увидят вас обоих раз или два на берегу и уже подумают невесть что.

На прощание Чакки еще раз пообещала Перикутти:

— А деньги мы возвратим тебе обязательно, сынок.

И они ушли: мать впереди, Карутамма и Панджами — за нею. Перикутти остался один.

Все, что сказала Чакки, правильно. И она должна была это сказать. Но как больно было Карутамме ее слушать.

Пройдя немного, Карутамма обернулась. Она не могла не обернуться. Перикутти стоял все на том же месте. А когда они подходили к дому, с берега до них донеслась его песня — печальная песня.

Чакки сказала:

— Почему он не идет домой? Зачем остался на берегу? — И, обратившись к Карутамме, добавила: — Нам пора подумать о том, как выдать тебя поскорее замуж.

В словах матери Карутамме послышался вызов. Точно она в чем-то виновата. И Карутамма спрашивает голосом, дрожащим от обиды:

— В чем я виновата?

Чакки промолчала.

В полдень Чакки и ее дочери снова пришли на берег взглянуть, не возвращаются ли лодки. Но все лодки были еще в море. Уж конечно, они вернутся с богатым уловом! Карутамма спросила мать, какой рыбе она больше всего обрадовалась бы. Чакки ответила, что макрели. Карутамма сказала:

— Только бы богиня моря оставалась к нам благосклонна. — И, как дитя, высказывающее матери свое заветное желание, она добавила: — Мама, сегодняшний улов мы непременно отдадим молодому торговцу!

Чакки не рассердилась. На этот раз она даже не спросила: «Кто для тебя этот молодой торговец?» Чакки вполне согласна с Карутаммой. Но у нее есть сомнение:

— Согласится ли на это твой отец?

Тогда Карутамма предложила:

— Дождемся возвращения лодок. И как только отец выйдет на берег, попроси его об этом.

Чакки согласилась. Было решено, что на берегу останется Панджами, чтобы известить их, как только покажутся лодки.

Но тут возникло новое препятствие.

Женщины-соседки — Наллапенну, Каликунджу, Кунджупенну и Лакшми — пришли к Чакки. Они пришли с просьбой: пусть Чемпанкунджу свой сегодняшний улов продаст не скупщикам, а им. Когда рыба продается скупщикам, то женщинам, которые ходят на восток торговать, приходится перекупать ее, что менее выгодно.

Кунджупенну сказала:

— Сестра Чакки знает, в чем дело, и нам незачем ей много объяснять.

Да, Чакки прекрасно понимала, чего хотят женщины. Это было бы для них гораздо выгоднее, и не пришлось бы потом переплачивать. И Чакки спросила:

— Чего вы от меня хотите?

Наллапенну повторила почти торжественно:

— Мы хотим, чтобы твой муж продал свой сегодняшний улов нам — женам рыбаков.

Чакки сразу не нашлась, что ответить. Все они — ее соседки. То, о чем они говорят и о чем просят, справедливо. Но… может ли она им обещать? И она не уверена, согласится ли на это Чемпанкунджу. О том, что Перикутти просил продать рыбу ему, Чакки, разумеется, не решилась бы и заикнуться перед этими женщинами.

Каликунджу спрашивает:

— Почему сестра Чакки молчит? Может быть, она думает, что Чемпанкунджу откажет? Но в таком случае сестра Чакки должна настоять. Разве в лодке и сетях нет и ее доли? Разве же не ходила она торговать рыбой на восток?

Чакки подтверждает, что все это так. Лакшми допытывается:

— Ты и теперь будешь ходить на восток продавать рыбу?

Одна из женщин восклицает:

— Зачем ты об этом спрашиваешь? Если бы Чемпанкунджу и Чакки купили не одну, а десять лодок, я уверена, Чакки осталась бы прежней Чакки!

Чакки говорит, ее слова звучат так, словно она просит у женщин прощения:

— Да, да, вы правы… Но кто знает, что может взбрести в голову