Путь Абая. Книга вторая - Мухтар Омарханович Ауэзов

Высказался вслед за ним и молодой аким волости Дутбай:

- Барекельди, Оспан-ага. Верные слова! Ты же младший сын у Кунеке, и для нас честь - услышать такие веские слова от тебя, ведь шанырак Большого дома Иргизбая поднят над твоей головой!

Эти слова поддержали и на разный лад восхваляли Оспана и другие знатные гости.

- Этот шанырак висит не только над Тобыкты! Мы все под ним!

- Аргын, Найман, Керей, Уак - мы пришли в этот дом неспроста! Благодарность наша большому мирзе Оспану за его гостеприимство!

Растроганный этими лестными и приветливыми словами гостей, простодушный Оспан еще раз быстро оглянулся на Байкокше и нахмурил свои кустистые брови.

- Вот видишь, какой ты у нас знаток людей и провидец. Говорится, что в добром пожелании - половина удачи. Я-то ждал от тебя всяких мудрых напутствий для этих добрых людей, а ты чего наговорил, возмутитель спокойствия?

После таких слов Байкокше только и осталось как потихоньку, вслед за Шаке и Баймагамбетом, покинуть дом Оспана.

Этим же вечером, когда в шатрах тройных юрт зажгли множество ламп, а на столах расстилались дастарханы к вечернему чаю, туда пришел Абай, поприветствовать Лосовского. С красиво загоревшим на степном солнце смугло-румяным лицом и светлым - под фуражкою - лысоватым лбом, Лосовский быстро встал со стула и пошел навстречу Абаю, увидев его входящим в юрту. Они крепко и долго жали руки друг другу. После взаимных приветствий и вопросов о здоровье Лосовский усадил гостя рядом с собой на стул и начал разговор о том, какие дела привели его в эти края. Главным было - одно дознание, которое он должен был провести сам. На столе лежала высокая стопка бумаг - прошений, которые составляются в волостных дуанах и на прывычном для казенщины языке называются «приговорами». Показав на бумаги рукой, Лосовский с возмущением и одновременно с веселым удивлением сообщил Абаю, что абсолютно все приговоры подложные, а все тамги на них и печати поддельные.

- Вы кстати пришли, Ибрагим Кунанбаевич, я очень рад вас видеть, но у меня есть к вам и большая просьба! Помогите мне разобраться с моим личным дознанием, - сказал Лосов-ский. - Это прошение одного молодого киргиза, из Мукурской волости, некоего Жанатая Кокпая, на имя губернатора. Речь идет об этом самом урочище Балкыбек, где мы сейчас с вами находимся. Приговор составлен от имени управителей шести волостей, заинтересованных в этом урочище. Вот, смотрите, что тут написано: «Мы все, волостные управители Тобыкты, Даган, Кандыгатай, Енирекей... - и так далее, - согласны в том, чтобы Балкыбек впредь принадлежал Жанатай-улы Кокпаю...» Это на том основании, что земли эти когда-то принадлежали предкам Жанатаева. А вот тут посмотрите - целая куча печатей проставлена. Я стал проверять - и оказалось, что не только во всех указанных волостях, но даже и в Мукуре управители ничего не знают об этом прошении. Никаких печатей, разумеется, они не прикладывали. Все это оказалось грубой подделкой. Вот, полюбуйтесь!

Лосовский стал перекладывать листы, указывал на приложенные печати.

- Я уже накоротке встречался с просителем. Он утверждает, что все эти печати поставили управители волостей. А на самом деле - это одна и та же печать аульного старшины. И она приложена нарочно небрежно, чтобы все смазалось. Ведь это крупный подлог, Ибрагим Кунанбаевич, и пошел на это совсем молодой джигит! Вот, ругают наши канцелярии, мол, плохо работают с местным населением, допускают много ошибок по неведению. А что можно сказать, когда сталкиваешься с таким откровенным обманом и лживостью местного населения? То дадут ложную присягу, то пришлют ложный донос, то скроют разбой и грабеж, отписываясь вот такими приговорами! Возмутительно! Я вызвал этого просителя-обманщика, скоро его приведут, и вы сами его увидите.

Лосовский обернулся к стоявшему у дверей седоусому стражнику и приказал:

- Вели подать сюда чаю! Мне и моему гостю!

Кроме Абая, в казенную юрту к оязу не заходил еще ни один казах. Волостные управители, недавно сидевшие вместе с Абаем в юрте Оспана, теперь толпились перед дверью тройной юрты. В те редкие минуты, когда дверь приоткрывалась, степные начальники заглядывали внутрь и могли видеть Абая, вольготно сидящего рядом с оязом на стуле и рассматривающего вместе с ним бумаги. И одни радовались этому обстоятельству, другие завидовали, а третьи ревновали... Словом, у двери непрестанно шушукались и тихо переговаривались. А когда вышел седоусый стражник и крикнул: «Чаю на двоих!» -удивлению начальников волостей не было границ.

- Это ведь Абаю чай!

- Барекельди! У самого ояза гостем будет!

- Значит, он его друг!

Так перешептывались волостные, и мысли их в своих предположениях устремлялись далеко! Каждый из них прикидывал, какую выгоду мог бы принести ему Абай.

- На этом сходе все будет так, как пожелает Тобыкты! - замечает кто-то.

- Разве кунанбаевские волчата дадут хоть кому-нибудь раскрыть рот, когда Абай пьет чай с самим оязом!

- Ей! А ведь этот акын дерзил нам не от себя! Его устами Абай говорил! Только для чего это ему?

- Непонятно. Заставил своего акына облаять нас, а сам ушел, хлопнув дверью. Почему? Может, мы его чем обидели? Замышляет что-то и угрожает нам?

- Жа! Не болтай зря. Просто сыновья Кунанбая нынче набрали большую силу. Сразу три волчонка его стали волостными. И это - дело рук Абая. Недаром он зиму и лето в городе сидел, все якшался с властями, с чиноулыками. Вот и обуяли его гордыня и чванство!

Так разговаривали озадаченные акимы волостей у двери временной степной канцелярии уездного ояза.

Теперь, узнав, что Абай пьет чай с оязом, волостные начальники пригнули загривки и поджали хвосты. Каждый из них думал: надо жить в ладу с Абаем.

Беседа же Абая с Лосовским пока не касалась никаких дел степных кочевников, ни одного волостного или другого местного начальника, ни самого этого съезда, где они встретились. Первое, что сказал Абай Лосовскому, очень понравилось уездному начальнику:

- Я приехал сюда только посмотреть на съезд. Никаких других дел у меня нет, кроме, правда, одного - но это не мое личное дело. Я хочу заступиться за