Голова сахара. Сербская классическая сатира и юмор - Йован Стерия Попович

Моя пятая любовь — воистину мой пятый позор. Не решаюсь и сказать, в кого я влюбился, скажу только, что моя мать ее уволила, узнав о моей к ней любви.

Шестая любовь совпала с первым бритьем. На самом деле у меня еще не было даже следов какой-либо растительности на лице, но я влюбился в дочь парикмахера. Я каждый день ходил бриться и в зеркало видел ее, свою любовь, когда она выглядывала из-за занавески. По этой причине лицо у меня было все в порезах, а дней через двадцать стало похоже на спелый помидор. Но чего не выдержит любовь?! Когда же я заметил, что парикмахер догадался о моих симпатиях к его дочери и нарочно бреет меня без мыла и самой тупой бритвой, пришлось отказаться от бритья, а вместе с ним и от любви.

Седьмая любовь была очень серьезной и протекала, как всякая серьезная любовь; она крепко любила меня, но замуж вышла за другого, потому что другой оказался для нее более выгодной партией.

Восьмая, девятая и десятая любви во всем были похожи. Восьмой изменил я, девятая изменила мне, а десятой опять изменил я.

Моей одиннадцатой любовью была замужняя женщина. Наша любовь могла бы продолжаться очень долго, но ее муж на этот счет был иного мнения.

Двенадцатая моя любовь была очень забавна. Она стоила мне большого количества чернил и слез. Мы постоянно писали друг другу, писали и вздыхали. Дома у меня образовался настоящий маленький музей, в котором документально запечатлена история моей двенадцатой любви. В музее семьдесят шесть ее писем, четырнадцать засушенных цветков, четыре фотографии, один локон, один шнурок от ее ботинка, одна пуговица от ее голубой кофты, пальчик ее белой перчатки, носовой платок, три шпильки, одна булавка и т. д. Старательно и любовно устраивал я этот музей, нумеровал и регистрировал каждую вещицу, и, пока я всем этим занимался, она благополучно обвенчалась с другим. Не успел я в моем регистре дойти до пятого номера, а она уже родила пятерых детей. Как видите, ее регистр был более удачным.

Моя тринадцатая любовь — моя жена. Мне было известно, что число тринадцать несчастливое, но я не знал, что в любви оно неизбежно приводит к браку. Если бы знать заранее, я пропустил бы тринадцатую любовь и сразу же влюбился бы в четырнадцатый раз. Но ничего не поделаешь. Вам, конечно, известно, что с собою приносит тринадцатая любовь: малые доходы — большие расходы, маленькую жену — крупных детей и так далее и так далее.

Старая истина — женатый человек представляет собой только половину. А какая же биография у половины! Женившись, я перестал интересоваться собой и своей персоной вас занимать больше не стану.

Перевод А. Хватова.

Ослиная скамья{92}

Помните ослиную скамью? Это самая последняя скамья в каждом классе начальной школы. На ней обыкновенно сидят горемыки, на которых срывает свою злость учитель, получивший в тот день неприятное распоряжение из министерства или поссорившийся с женой. На эту скамью сажают плохих учеников, а в каждом классе уже заранее известно, кто будет плохим учеником. Им обязательно окажется сын мусорщика, сын фонарщика или рыбака Проки, сын рассыльного Миты или Симы-жестянщика, или сын ночного сторожа Йоцы. Ну и довольно, потому что на одной скамье больше и не поместится.

На первой и второй скамьях сидят лучшие ученики, на третьей и четвертой — хорошие, на пятой и шестой — средние, ну а на последней, ослиной, — плохие.

Зайдите в любую школу, подойдите к первому попавшемуся на глаза ребенку, положите ему на голову руку и спросите:

— Ты, малыш, чей?

Ребенок ответит, и вы сразу же поймете, почему он сидит именно на этой, а не на другой скамье. На первой сидит, конечно, сын господина министра, а рядом с ним сын подполковника Джёкича. Затем идет сын господина Перы, торговца с главного базара, далее сын господина Томы, учителя, которого министр частенько назначает ревизором, рядом сын окружного кассира и тут же, в виде исключения, на первую скамью забрался какой-то оборвыш, но он сын журналиста. У его отца острое перо, и он иногда пописывает о школьных делах.

Известно, кто сидит и на второй, и на третьей скамьях: это сын протоиерея, сын начальника податного управления, сын Миты-трактирщика, сын коллеги учителя, сын господина Розенфельда, агента страхового общества. Этот мальчик учится довольно плохо, но из уважения к отцу-иностранцу посажен на хорошую скамью, чтобы не подумали, будто мы, сербы, невоспитанны и грубы.

Все сословия распределены по скамьям в строгом порядке: сын хозяина бакалейной лавки, сын мясника, сын члена управления общины, сын одной вдовы, сын другой вдовы, и так — до ослиной скамьи.

Стоит войти в школу и положить руку на голову первому попавшемуся ребенку и спросить его: «Ты, малыш, чей?» — и по его ответу тут же можно определить, на какой скамье он сидит.

А разве в жизни не так? Вникните в нашу жизнь, подойдите к кому-нибудь и спросите его: «Чей ты?» И, выслушав ответ, вы будете точно знать, на какой он скамье. Этому учили нас с детства в школе, с этой привычкой мы входим в жизнь. В жизни тоже есть первая, вторая, третья и четвертая скамьи. Есть, конечно, и скамья ослиная.

Не надо спрашивать, кто сидит на ослиной скамье. Там сидят те, на которых срывает свою злость учитель. Истощился, скажем, бюджет, израсходованы деньги на разные приемы и угощения, на интриги и их распутывание. Как же поступит учитель? Он ударит по тем, которые сидят на ослиной скамье:

— Снизить им жалованье на сорок пять процентов!

А сидящим на первой и второй скамьях? Э, это хорошие ученики, их надо наградить.

— Пиши указ — повысить по службе на два чина!

Вникните, только вникните в жизнь, положите руку на голову какого-нибудь мальчугана, который сидит на первой скамье, и спросите его:

— Чей ты, малыш?

— Я сын Симо Янковича, депутата. — И мальчик поцелует вам руку.

— А ты, малыш, чей?

— Я сын Томы Петровича, судьи, а мой дядя — министр.

— А ты, малыш?

— Моя мать вдова, но я зять господина министра.

Пройдите дальше, пройдите и не поленитесь выслушать ответы. Подойдите и к ослиной скамье, спросите первого с краю, и он вам ответит:

— У меня отца нет, он погиб на войне.

Подойдите к другому, спросите его. Он скажет вам:

— Мой отец умер. Он боролся за свободу своей страны, его посадили в тюрьму, били, пытали и в конце концов добили. Он умер, а я остался.

Спросите третьего,