Путь Абая. Книга вторая - Мухтар Омарханович Ауэзов

Барак сидел с уверенным видом. Еще в ту первую общую встречу, когда Абай испрашивал у истцов разрешения взять помощниками себе Жиренше и Оразбая, умный Барак-торе сразу же сообразил: к Абаю нельзя соваться со взятками, он сразу же прогонит, и если Сыбан захочет опередить и предложит ему любую взятку, то проиграет суд. Поэтому он решил действовать не напрямую, а через Жиренше, про которого уже знал, что тот берет и даже весьма охотно. И сейчас, окончательно положившись на него, Барак ожидал благоприятного для себя исхода и, время от времени оборачиваясь к Тойсары, посматривал на него свысока и усмешливо. Тот в любом случае не смог бы выставить взяткой сорок отменных скакунов.

Абай открыл суд. Дал высказаться обеим сторонам, которые дотошно перечислили все свои претензии и назвали свои обвинения. Обе стороны заканчивали свои выступления соответствующими случаю словами: «Препоручаем наше дело Аллаху, а после него - тебе. Решай справедливо. Духам наших предков ниспосылаем последнее слово! Бисмилла!»

После родовых ходатаев слово перешло к Абаю.

Он был бледен. Сидел, держа шапку в руке, кулаком упирался себе в бок. В осанке его несколько грузного тела ощущалось большое внутреннее напряжение, с которым Абай уверенно справлялся силою воли и ясного ума. На его широком лбу появилась зернь прозрачного пота. Говорил он мужественным, размеренным твердым голосом, говорил свободно и непринужденно.

- Уай, добрые люди! Народ племени Керей и племени Сыбан! Вы избрали меня в судьи и сказали: «Уладь наш спор, дай нашим народам мир и покой». Вы оказали мне великое доверие. И хочу вам сразу сказать: хоть я родом из Тобыкты, но дело буду разбирать не в пользу своего рода. И еще хочу сказать, что вдовий спор и аменгерские тяжбы идут у нас, казахов, с неза-пямятных времен. Что же это? Или жизнь наша неправильная, или законы наши устарели? Почему наступают новые времена, приходит новая жизнь, а горе наших невест-вдов все такое же безысходное? Я открыто говорю об этом, потому что такое горе - в укор не только нашему прошлому, но и будущему народа. Вот и, думая о том, как найти выход из этого, из тяжкого плена прошлого, я и принимал свое решение, разделив дело на два отдельных разговора. Первый разговор - это девица Салиха, невеста-вдова, не желающая после смерти жениха-ровни становиться женой его старого брата. У нас растет молодежь, она в днях своей жизни хочет видеть радость и счастье, можем ли мы желать воспрепятствовать этому? Нет, не сможем, иначе взрастим зло в собственном доме. Свои условия новое время ставит через молодых. Девушка Салиха уже однажды была наказана судьбой - у нее умер жених, оборвалась нить надежды на счастливое будущее в своем очаге с молодым мужем. И нет такого божьего веления и соизволения, чтобы обрекать человека на поражение от смерти дважды! Своим желанием Сабатар накидывает петлю аркана на шею девушки, у которой смерть уже приговорила одну жизнь, нельзя, не по-человечески это - пожелать ей еще одного смертного приговора. Сгореть одной душе два раза - Бог не позволит! И дважды продавать девушку - дело недостойное. Ведь девушка эта предпочитает лучше умереть, чем терпеть такую жизнь, какую ей готовит Сабатар! И вот мое первое решение: девушка Салиха свободна от Сыбан. - Так сказал Абай, сказал твердым, решительным голосом.

Затем, через небольшую паузу, продолжил свою судейскую речь:

- Но и за Сыбаном нет вины. Смерть человека - не вина племени и не наказание с его стороны роду невесты. Умершего человека не воскресить. А калым за невесту был выплачен, и калым достойный, честный, и ты, Керей, взял его! И брал не однажды, но дважды! Первый калым не оказался скудным и был стоимостью в пятьдесят верблюдов. Второй калым - за преклонные годы жениха Сабатара - добавился в двадцать пять верблюдов. Керей, ты проявил непристойную жадность, и за это я наказываю тебя возвращением Сыбану обоих калымов и в дополнение к этому - штраф в двадцать пять верблюдов. Итак, Керей по всем законам, божеским и людским, должен отдать в Сыбан возвратный калым и штраф - всего сто верблюдов. Эти расходы должны взять на себя два племени рода Керей -Кожагельды и Шакантай, из последнего племени ведь новый жених девушки Салихи. Вот мое второе судебное решение...

А теперь я перехожу к делам барымты и взаимных набегов. Пять дней я и мои люди собирали сведения об этих делах и выяснили следующее. По набегам и по барымте Сыбан у кере-ев захватил и перегнал к себе двести голов лошадей. У Керея оказалось сто семьдесят лошадей, уведенных от сыбан. Все эти лошади должны быть возвращены по взаимному расчету, полностью до последней головы, а если которые из них не досчитаются среди живых, то возместить по пять лошадей за одну отсутствующую. Сородичи, народ мой! Вот мои решения, принятые мной во имя нашей братской любви к обоим родам и ради восстановления мира и согласия между ними.

Завершилась речь третейского судьи, и его решение было выслушано в глубоком молчании всего присутствующего народа. Только два уездных акима, полностью уяснившие суть решения через своих толмачей, оживленно переговаривались с довольным видом. Всем ясно было, что начальники согласны с приговорами Абая. Затем они встали и подошли к Абаю, начали с ним разговаривать. Сидящим по двум сторонам от холма людям родов Керей и Сыбан они как бы давали знать: «Справедливое решение принято. Тяжба закончена».

Но ни среди кереев, ни среди сыбан, окружавших холмик, не было слышно ни оживленного шума одобрения, ни возгласов возмущения и недовольства, какие обычно звучат на таких сходах: «Добро! Все верно!» - «Нет, неверно! Я не согласен!» - «А я согласен!» Непонятно было, что думают люди Тобыкты, сидевшие чуть поодаль, отдельным полукругом. По их равнодушным лицам и по отчужденному виду читалось: «Посмотрим дальше, что же из всего этого получится?»

Жиренше, стоявший рядом с сыбанами, нагнулся к какому-то громадному костлявому белобородому старику и что-то говорил ему. Вдруг тот резво вскочил на ноги и, с возмущенным видом оглядываясь на Абая, закричал диким воющим голосом:

- Кенгирбай! Уа, Кенгирбай! Где же твой аруах? Разве такой приговор ты выносил для своевольной дочери своего рода? Разве такого приговора заслуживает эта падшая девушка?