Смотритель. Барчестерские башни - Энтони Троллоп

Он обязался поймать эту женщину, как кошка ловит мышь. Он должен был поймать ее и проглотить – и ее, и ее сына, и ее дома, и ее землю, чтобы сидеть с этих пор на ее шее, а не на шее своего отца. В этом была холодная, хитрая расчетливость, глубоко чуждая характеру Берти. Столь благоразумная предусмотрительность была противна всем его чувствам.

Ну а если он преуспеет, что тогда? Удовлетворив кредиторов, отдав им половину состояния вдовы, он получит право тихонько и экономно жить в Барчестере на оставшуюся половину. Он будет исполнять свой долг, покачивая колыбель сына покойного мистера Болда, а самым бурным его развлечением будут чопорные званые вечера в Пламстеде, да и то лишь в том случае, если архидьякон смирится с этим браком и согласится принимать его у себя.

Такое будущее не могло прельстить Берти Стэнхоупа. Уж лучше каррарская мастерская и любые невзгоды, которые припасла для него судьба! Сама миссис Болд, несомненно, была весьма привлекательна, но и самая привлекательная женщина кажется противной, когда ее нужно глотать, как пилюлю. Однако он обещал сестре, а ссориться с ней он никак не хотел. Потеряв ее, он потерял бы всякую надежду на то, что ему еще могло перепасть из отчего кармана. Его мать была, по-видимому, совершенно равнодушна к тому, счастлив он или несчастлив, живет ли в благополучии или в нужде. Его отец при виде своего никчемного отпрыска с каждым днем хмурился все более грозно. Маделине же – бедной Маделине, к которой он был привязан больше, чем ко всем остальным, – хватало своих забот. Нет, он должен во что бы то ни стало сохранить хорошие отношения с Шарлоттой и исполнять даже самые суровые ее требования – во всяком случае, притворяться, будто он их исполняет. Нельзя ли устроить как-нибудь так, чтобы и не рассердить Шарлотту, и не погубить вдову? Может быть, сделать Элинор своей сообщницей? Вот в каком настроении Берти приступил к решительному объяснению.

– Вы намерены покинуть Барчестер? – спросила Элинор.

– Не знаю, – ответил он. – У меня пока нет никаких планов. Но что-то сделать необходимо.

– Вы имеете в виду свою профессию?

– Да, мою профессию… Если это профессия!

– А разве нет? – удивилась Элинор – Будь я мужчиной, я предпочла бы ее всем остальным, кроме, пожалуй, живописи. Но вы, по-моему, одинаково сильны и в том и в другом.

– Да, примерно одинаково, – ответил Берти с легкой насмешкой над собой, зная, что ни живописью, ни скульптурой ему равно не заработать ни гроша.

– Меня часто удивляло, мистер Стэнхоуп, почему вы так мало трудитесь, – заметила Элинор, которая питала к своему собеседнику дружескую привязанность. – Конечно, я знаю, что говорить так – большая дерзость с моей стороны.

– Дерзость? – ответил он. – Наоборот, вы слишком добры, что принимаете участие в таком ленивом шалопае.

– Но ведь вы не шалопай, хотя, может быть, и ленивы немного. И я правда принимаю в вас участие, очень большое участие, – добавила она голосом, который чуть было не заставил его отказаться от принятого решения. – Говоря, что вы ленивы, я имела в виду только эти месяцы. Почему бы вам не начать серьезно работать в Барчестере?

– И высечь бюсты епископа, настоятеля и соборного духовенства? Или, в случае большой удачи, мне закажут надгробие вдовы какого-нибудь пребендария – величественной покойницы с греческим носом, бандо и кружевной вуалью, возлежащей, разумеется, на мраморной кушетке, из-под которой вылезает Смерть и тыкает в свою жертву вилкой для гренок.

Элинор рассмеялась, но подумала, что художник в значительной мере достигнет своей цели, если неутешный вдовец оплатит счет.

– О настоятеле, соборном духовенстве и вдовых пребендариях я ничего сказать не могу, – заметила она. – Это дело случая. Но ведь то обстоятельство, что вы живете поблизости от собора, где требуются подобные украшения, несомненно, может оказаться вам полезным.

– Ни один истинный художник не снизойдет до украшения соборов! – сказал Берти, который, подобно всем художникам-неудачникам, имел самые возвышенные представления о назначении искусства. – Надо создавать здания ради статуй, а не статуи ради зданий.

– Да, когда статуи этого достойны. Создайте какой-нибудь шедевр, мистер Стэнхоуп, и мы, барчестерские дамы, воздвигнем для него достойное хранилище. Так что же вы изваяете?

– Вас в вашей коляске, запряженной пони, миссис Болд. Посадил же Даннекер свою Ариадну на льва. Но обещайте позировать мне.

– Боюсь, мои пони недостаточно дики и свирепы, а широкополая соломенная шляпа не будет выглядеть в мраморе так хорошо, как кружевная вуаль жены пребендария.

– Если вы не согласитесь, миссис Болд, то я не соглашусь ничего ваять в Барчестере.

– Так, значит, вы решили искать счастья в чужих краях?

– Я решил, – произнес Берти медленно и многозначительно, пытаясь собраться с духом, – поступить так, как скажете вы.

– Как скажу я? – с удивлением воскликнула Элинор, которой не понравилась перемена в его тоне.

– Да, вы, – ответил Берти, выпуская ее руку и становясь перед ней на том же самом месте, где ей пришлось дать пощечину мистеру Слоупу. Неужели эта аллея обладает каким-то роковым свойством? Неужели ее ждет тут еще одно любовное объяснение?

– Если вы хотите последовать моему совету, мистер Стэнхоуп, то начнете прилежно работать, предоставив своему отцу решить, где такая работа окажется наиболее плодотворной.

– План превосходен, будь он только исполним! Но теперь, если вы разрешите, я объясню, каких слов я от вас жду и почему. Вы разрешаете?

– Право, я не знаю, что вы можете мне объяснить.

– Да, конечно. Этого вы знать не можете. Но ведь мы с вами друзья, миссис Болд? Не так ли?

– Да, пожалуй, – ответила Элинор, заметив, что он говорит с необычной для него серьезностью.

– Вы только что любезно сказали, что принимаете во мне участие, и я был так тщеславен, что поверил вам.

– Но это правда. Ведь вы брат Шарлотты и мой друг.

– Я, конечно, не заслуживаю вашего расположения, – сказал Берти, – но честное слово, я вам очень благодарен. – И он умолк, не зная, как сказать то, что он хотел сказать.

Его затруднение было вполне понятно: ведь он должен был объяснить своей собеседнице, что ее собирались ограбить и что он намеревался жениться на ней, не любя – или же был готов любить ее, не женясь. И ему нужно было добиться у нее прощения не только для себя, но и для своей сестры, с тем чтобы она могла потом сказать Шарлотте, что он сделал ей формальное предложение, а она ему отказала.

Берти Стэнхоуп верил в свое красноречие, но даже ему пришло в голову, что на этот раз