Пять королевств Ирландии - Джеймс Стефенс

залаяли псы, и началась погоня. Финн всегда обожал охоту и, прихватив верных Бран и Шкьолана[13], он быстро оставил позади своих спутников. В мире не осталось ничего, кроме Финна, двух его собак и гибкой, чудесной лани. Финн, псы, лань; случайные камни, через которые они перескакивали и которые огибали; одинокое дерево, сонно растущее у тропы; куст, дающий прохладную тень, как улей — мед; трава под ногами — все это бесконечно растягивалось, двигалось, ползло, летело, раскачивалось в бешеном ритме погони.

В самые дикие моменты своей жизни Финн ухитрялся задумываться, задумчив он был и сейчас. Обычно он понимал каждое движение своих любимых собак. Вот они дернули головами, вот насторожили уши, вот вильнули хвостами — все эти знаки были ясны ему, как родная речь. Но теперь, во время этой погони, он не мог понять ничего из того, что пытались сказать ему его псы.

Он впервые видел их столь азартно бегущими. Погоня почти полностью поглотила их, но они, вопреки обыкновению, не подвывали от нетерпения и не бросали, ища поддержки, взгляды в сторону хозяина.

Конечно, они оглядывались на хозяина, но такого взгляда Финн понять не мог. В собачьих глазах были вопрос и утверждение, и Финн не понимал, о чем его спрашивают и что ему пытаются объяснить. Снова и снова псы оборачивались на бегу и смотрели — нет, не на Финна — далеко назад, туда, где остались спутники их хозяина.

— Они ищут остальную свору, — сказал себе Финн. — Так вот почему они до сих пор не подали голоса! Ату ее, Бран, — закричал он, — голос, Шкьолан!

Псы обернулись и посмотрели на него уже совершенно непонятным взглядом. Лаять они отказывались, и только бежали в молчании все быстрее и быстрее, пока не слились в одно мчащееся серое пятно.

— Кажется, они не хотят, чтобы остальные псы присоединялись к этой травле, — удивленно пробормотал Финн, пытаясь понять, что же такое происходит в узких собачьих головах.

— Лань бежит быстро, — продолжал размышлять он, покрикивая „Ату!” гончим. — Пожалуй, даже слишком. И она, похоже, еще и бережет силы. Да так ее даже Бран не догонит!

Они мчались по прекрасной зеленой долине, когда лань неожиданно остановилась и спокойно легла на траву, и в глазах ее не было и тени страха.

— Вот это да! — пораженно вымолвил Финн. — Она ведь даже не устала. Тогда зачем ей понадобилось ложиться?

А Бран со Шкьоланом и не думали останавливаться. Они продвинулись еще на дюйм вперед — и вот уже они рядом с ланью.

— Легкая добыча! — с сожалением произнес Финн. — Взять! — выкрикнул он.

Но тут он снова застыл в изумлении — собаки не хотели убивать. Вместо этого они прыгали, играя, вокруг лани, облизывая ее морду, и тыкались носами в ее шею.

Тогда Финн соскочил с лошади, в правой руке сжимая занесенное для удара копье, а в левой — нож. Но ему так и не пришлось пустить их в ход — ведь лань начала играть с ним не хуже его любимых гончих. И когда в ладонь Финна тыкался мягкий теплый нос, тот не всегда знал, собачий он или олений.

И вот с такими странными спутниками он вернулся в Аллен Лейнстерский[14], и люди удивлялись, видя лань и двух собак, самозабвенно прыгающих вокруг Вождя, и не видя остальных охотников, ушедших с ним в тот день.

Когда же остальные охотники вернулись домой, Финн рассказал им об охоте, и все согласились, что эту лань убивать нельзя, а надо, напротив, холить и лелеять, сделав ее ручной ланью Фианны. А кое-кто из тех, кто помнил о волшебном происхождении Бран, говорил даже, что эта лань тоже происходит из сидов.

Глава 2

А потом, поздно ночью, когда Финн готовился Ух отойти ко сну, дверь в его покои мягко отворилась, и на пороге появилась молодая красавица. Вождь изумился, ибо не видел он ее раньше, да и представить себе не мог женщины столь прекрасной. А она даже не была женщиной, но юной девой, с гордой походкой и скромным взглядом. И герой робко взглянул на нее, а взглянув, не смог отвести глаз.

И так она стояла в дверях, улыбающаяся и смущенная, прекрасная, как цветок, робкая, как лань, и сердце вождя восторженно билось:

— Она небесная дева Заката, она блеск морской пены. Она красива и ароматна, как цвет яблони. Ее запах сладок, как мед. Она мне милее всех женщин мира. Я никому ее не отдам.

И эти мысли наполняли его восхищением и мукой — восхищением предвкушения счастья и мукой его ожидания.

И она смотрела на него тем же непостижимым взглядом, какой был у гончих на недавней охоте. В нем был вопрос, на который Финн не мог ответить, и призыв, которому он не мог не последовать.

Наконец Финн решился заговорить, и слова сами рвались из его сердца.

— Я не знаю тебя.

— Верно, ты не знаешь меня.

— И это удивительно, — мягко продолжил он, — ведь я знаю всех в этой земле. Чем я могу помочь тебе?

— Я молю тебя о защите, о Вождь!

— Я дам тебе все, что ты пожелаешь. От кого же тебя защитить?

— Я боюсь Страха Дуйрхе.

— Темного Сида?

— Да, он мой враг.

— Отныне и мой, — произнес Финн, — а теперь расскажи мне свою историю.

— Имя мое Садб, и я из Волшебного Народа, — начала она свой рассказ. — Многие из сидов предлагали мне свою любовь, но мне не мил никто из моего народа.

— Это же неразумно, — мягко упрекнул ее Финн.

— Я согласна, но любви моего народа мне не хватает. Если и есть где-то моя любовь, то бродит она среди смертных людей Ирландии.

— Ах! — только и смог выговорить ошеломленный Финн. — И кто же этот счастливейший из сметных?

— Ты знаешь его, — нежно прошептала она. — Еще когда я жила в мирной Волшебной Стране, я часто слышала о моем смертном герое, ибо молва о великих его деяниях дошла даже до сидов. А теперь на меня положил глаз сам Черный Колдун из народа Богов, и отныне, куда я ни взгляну, везде мне чудится его взгляд.

Тут она на мгновение умолкла, и страх, терзавший ее душу, исказил ее лицо.

— Он везде, — тихо произнесла она, — он смотрит на меня из кустов, он стоит на вершине горы. Его глаза глядят из воды и видят меня с неба. Его голос приказывает мне снаружи и тихо шепчет в моем сердце. Он не здесь и не там, он везде