Роман Нелюбовича - Олег Велесов

Первым с выходом повести меня поздравил Лёха. Он поставил на стол бутылку хорошей водки, и я позволил ему высказать в мой адрес парочку комплиментов. Лёхе определённо льстило, что у него в приятелях числится писатель, он всячески демонстрировал свою заинтересованность и теребил меня расспросами.

— А чё там дальше будет?

Но посвящать его в дальнейшие события повести я не стал.

— Жди, — отвечал я неизменно. — Давай-ка наливай лучше.

Лёха разлил водку по стопкам.

— Ну, за писателя, за творчество, чтоб всё, как говорится, было, и за всё остальное!

Мы чокнулись и выпили. Минут через десять пришёл Серёня, потом Галыш, и наш праздник на двоих превратился в дружескую попойку. Я не был против, Лёха тоже, поэтому первое, что мы сделали, отправили Галыша в магазин.

И Галыш, и Серёня новость о выходе моей повести тоже восприняли как нечто особенное. Настоящих писателей до сегодняшнего дня они в глаза не видели и даже не подозревали об их существовании, мне кажется, они и о существовании книг не подозревали, и отныне я перестал быть для них просто Лёхиным соседом и поднялся до уровня доверенного собутыльника. Мы выпили на троих ещё бутылку водки, а потом Лёха неожиданно предложил сходить в кафе.

— Что мы как нелюди? — заявил он. — Пойдём в кафешку, посидим по-человечески.

Идея неплохая, спору нет, но затратная, поэтому я начал отказываться.

— Лёш, чего ты? Хорошо сидим. Зачем нам лишние расходы?

Однако Лёха завёлся.

— Идём! — заявил он безапелляционно. — Угощаю!

Я махнул рукой: сложно спорить с человеком, у которого есть характер и деньги. К тому же Галыш и Серёня были не на моей стороне, и мы пошли. Поначалу я решил, что мы отправимся в какую-нибудь разливайку. В округе их было немного, одна около магазина хозтоваров, другая недалеко от мелочёвки. Интерьера и обслуживания в них ноль, но для непривередливой компании вполне сойдёт. Ещё парочка находилась в центре города. Обстановка там была более нарядная — я проходил как-то мимо них — и цены, соответственно, тоже отличались красочностью. Однако Лёха повёл нас на вокзал, в то самое кафе, которое я посетил в свой первый день по приезде.

Странно, что именно сюда. Насколько я помню, ничем примечательным это привокзальное кафе не отличалось, обстановка как на окраинах, а цены как в центре, разве что для дальнобойщиков это было какое-то особенное место. Но пусть будет вокзал, в конце концов, не я сегодня заказываю музыку.

Мы заняли столик в дальнем углу около кассы. Буфетчица подсуетилась, поставила стаканчик с салфетками, набор солонок, смахнула со столешницы крошки. Лёха заказал водки, закуски — и потекло застолье мирным действием. Мы пили, негромко разговаривали, иногда к нам подходили люди, подсаживались на банкетку, тоже пили, уходили. Лёха никого не прогонял, наоборот, махал рукой, звал знакомых, угощал и кивал на меня. Всем было интересно посмотреть на живого писателя, каждому хотелось выпить со мной, и вскоре я перестал отличать Явь от Нави. Мелькали лица: Лёха, Галыш, буфетчица. Лица добрые, пьяные, небритые, разные. Зелёные глаза, зелёные косынки, семицветная радуга. Где-то лаяла собака, стучала колёсами электричка, пахло навозом и ржавой селёдкой.

Праздник затянулся. Я чувствовал, как по щеке течёт пот, но поднять руку и вытереть его не мог или не хотел. Скорее, не хотел. Кто-то тянулся ко мне обниматься; бледные женские руки обвивали шею, и запах дешёвых духов упорно лез в ноздри. Шипение слов в ушах утверждало, что я самый хороший, а потом опять собачий лай, стук колёс, ржавая селёдка. Возник и исчез солнечный диск как свет фары — яркий и плотный. Лампочка. Конечно же, это лампочка. Я прикрыл глаза ладонью, и свет пропал, только короткий прерывистый звук, словно скрип, раздражал слух…

Я открыл глаза. Сквозь лёгкие цветочные занавески пробивался солнечный лучик. Как это банально — солнечный лучик — избито, заезженно, неприглядно, будто дорожная колея на маковом поле. Но никуда от этого не денешься, ибо солнечный лучик он и есть солнечный лучик, и он не просто пробивается, он ложится на ковёр, тёмный от старости, и колышется в такт колыхания занавесок. Красивые. У меня таких занавесок нет. Стоп! У меня вообще нет занавесок!

Я приподнялся на локтях: комната ухоженная, светлая, просторная. У дальней стены старенький буфет и раздвижной стол. Сбоку телевизор, тоже старенький, и книжная полка над ним с облупившейся полировкой. Под потолком широкая плоская люстра из прошлого века, и вообще, всё, что я видел, было из прошлого века, даже картина над диваном, на котором я лежал. И постельное бельё. Только моя одежда, аккуратно сложенная на стуле рядом, не была такой старой.

В душе возникло напряжение — где я? — а рука потянулась к брюкам. Какого чёрта я опять куда-то залез? Господи, почему у меня вечно не по-человечески, до свинячьего состояния. Правильно говорит Серёга Копытов: не умеешь пить — не пей.

Я оделся, и от этого стало легче. Всё же одетым человек чувствует себя уверенней. Если бы ещё от головной боли избавиться… Стукнул по карманам, в правом глухо звякнула мелочь. Я вытащил её на свет, пересчитал — чуть-чуть на бутылку пива не хватает. Неудачный сегодня день. Я сжал губы, мысленно проклиная весь белый свет, но это было ещё не самое большое разочарование, потому что открылась дверь и в комнату вошла… официантка в зелёной косынке.

Собственно, косынки на ней не было; тёмные волосы, чуть подвитые на чёлке и висках, свободно падали на плечи, и, несмотря на свою аккуратность, казались растрёпанными. Это, наверное, от того, что на макушке они немножечко торчали дыбом, и их тоже не мешало бы подвить. Впрочем, какое мне дело до её волос. Я выпрямился, чувствуя, как спина вдоль позвоночника начинает деревенеть, и кивнул приветственно.

— Здрасти.

Она улыбнулась. Былой раздражительности, которой она проводила меня в последнюю встречу, словно не бывало.

— Проснулись? — спросила она приветливо. — Хотите кофе?

Я вздрогнул.

— Нет. Спасибо. Я уже сегодня… Знаете, мне пора идти. Дела, — и спросил с надеждой в голосе. — Я, надеюсь, вёл себя… кхе… порядочно?

В её глазах появилась хитринка. Мне показалось, что на какое-то мгновение она захотела воспользоваться отсутствием у меня памяти и рассказать неправду о моих вчерашних поступках, но приличие взяло верх.

— Вы вели себя очень хорошо. Можно сказать, вы вообще никак себя не вели. Меня, кстати, Зоя зовут, — представилась она.

Я кивнул.

— Зоя. Хорошее имя. Я… как бы это… У меня бабушку так звали. Реально, да. Но сейчас мне нужно идти.

— Конечно, идите. У вас же дел невпроворот. Как освободитесь, заходите в гости.

— Обязательно зайду. Постараюсь.

Я вышел на улицу с чувством облегчения. Разумеется, я не пойду к ней в гости. Никогда. Я даже кафе на площади отныне буду обходить за километр, лишь бы не видеть эту зелёную косынку и выбивающиеся из-под неё тёмные кудряшки. Впрочем, за километр не получится, там в десяти шагах редакция «Пужанского вестника», так что хочешь не хочешь, но придётся толкаться взглядами с моей новоявленной подружкой.