Полное собрание сочинений. Том 2 - Морис Метерлинк

Богом, ибо Бог любит скрываться. Но Его скрытность, если ее постичь, кажется невинной и простой. Отныне малейшее обстоятельство открывает нам Его присутствие, и величие нашей жизни зависит от случайных мелочей.

Так в творениях поэтов, среди смиренных событий наших будней, вдруг находишь стих, который как бы внезапно открывает нам нечто необъятное. Ни одно торжественное слово не было сказано, ничто как будто не было установлено. Однако кто объяснит, почему неизреченный образ кивнул нам из-за слез старика, почему ночь, населенная ангелами, простерлась вокруг улыбки ребенка, и почему по поводу какого-нибудь «да» или «нет», которое пролепетала душа, напевая во время работы о чем-то другом, мы вдруг, затаив дыхание, сказали себе: «вот дом Господень и вот один из входов, ведущий в небо»?

Это происходит оттого, что поэты были более внимательны, нежели мы, к «нескончаемой тени»… В сущности, высокая поэзия только в этом и заключается. У ней нет другой цели, чем держать открытыми «великие пути, ведущие от видимого к невидимому». Но в этом также верховная цель всей жизни, и ее легче достигать в жизни, чем в самых благородных поэмах, ибо поэмы должны были сложить с себя два больших крыла молчания. Нет в жизни незначительных дней. Необходимо, чтобы эта мысль проникла в душу и претворилась в ней в действительность. Не надо быть всегда печальным. Маленькие радости, маленькие улыбки и большие слезы — все это занимает в пространстве и времени ту же точку. Вы можете играть в жизни так же невинно, «как ребенок вокруг ложа смерти», и не всегда необходимо плакать. Улыбки, как и слезы, открывают двери другого мира. Идите, возвращайтесь, выходите снова, — вы найдете среди сумерек то, что вам нужно. Но не забывайте никогда, что вы близко от дверей.

После этого долгого отступления возвращаюсь к исходному пункту, именно к тому, что «полезно напоминать людям о том, что смиреннейший из них обладает способностью изваять по божественному образцу, не им выбранному, высокую нравственную личность, составленную в разных частях из него самого и из идеала». Но эта «высокая нравственная личность» может быть изваяна только на глубинах жизни, и необходимый запас идеала увеличивается лишь благодаря непрестанным «откровениям божественного». Каждый человек может в разуме достигнуть вершин добродетельной жизни и постоянно знать, как надо поступать, чтобы уподобиться герою или святому. Но суть не в знании. Нужно еще, чтобы духовная атмосфера вокруг нас преобразилась и уподобилась атмосфере прекрасных стран и золотого века Сведенборга, когда самый воздух препятствовал неправде выходить из уст человека. Наступает время, когда малейшее зло, которое мы желаем совершить, падает к нашим ногам, как свинцовый шар на бронзовый диск, и когда почти все без нашего ведома претворяется в красоту, истину и любовь. Но эта атмосфера окружает лишь тех, кто достаточно часто проветривал свою жизнь, открывая двери в другой мир. Только поблизости от этих дверей мы видим. Только поблизости от этих дверей мы любим. Ибо любить ближнего значит не только отдаваться ему, не только служить и помогать другим. Можно не быть ни добрым, ни прекрасным, ни благородным среди величайших жертв, и у сестры милосердия, умирающей у изголовья тифозного больного, может быть мстительная, мелкая и жалкая душа. Любить ближнего на неизменных глубинах значит любить то, что есть вечного в других; ибо ближний есть по преимуществу то, что всего более приближается к Богу, т. е. ко всему чистому и доброму, скрытому в людях. Только находясь постоянно поблизости от дверей, о которых я только что говорил, вы откроете все, что в душах скрыто божественного. Тогда вы сможете сказать с великим Жан-Полем: «Когда я хочу нежно любить дорогое существо и все ему прощать, мне стóит лишь некоторое время смотреть на него молча». Надо научиться смотреть, чтобы научиться любить. «Двадцать лет я жил вместе с моей сестрою, — рассказывал один из моих друзей, — и в первый раз я увидал ее в минуту смерти нашей матери». Нужно было, чтобы смерть насильственною рукой открыла вечную дверь для того, чтобы две души увидали себя в лучах изначального света. И разве не каждый из нас окружен такими сестрами, которых он ни разу не видал?

К счастью, как раз в тех, кто видит всего меньше, нечто глубоко скрытое безмолвно действует так, как будто бы они были зрячие. Возможно, что быть добрым значит только действовать в скудном свете так, как другие действуют во мраке. Вот почему несомненно полезно поднимать свою жизнь и стремиться к вершинам, где достигаешь невозможности быть злым. Вот почему полезно приучать свой глаз видеть события и людей в божественной атмосфере. Но и это не необходимо. Каким ничтожным должно казаться в глазах Бога всякое различие! Мы живем в мире, где в основе вещей царит истина и где в объяснениях нуждается не истина, а ложь. Если счастье вашего брата вас печалит, не презирайте себя. Вам не нужно пройти большого пути, чтобы отыскать в себе нечто свободное от этой печали. И если даже вы не прошли этого пути, ничто не изменилось, — нечто в вас осталось неопечаленным.

Тот, кто не думает ни о чем, обладает тою же истиною, как те, которые думают о Боге. Его истина лишь несколько дальше от порога — вот и все. «В жизни самой пошлой, — говорит Ренан, — очень велика доля того, что совершается во имя Бога. Человек самый низкий предпочитает быть справедливым, нежели несправедливым, и мы все молимся и славословим по нескольку раз в день, сами об этом не зная». Мы бываем удивлены, когда внезапный случай открывает нам важность этой божественной части жизни. Вокруг нас есть тысячи бедных существ, не видевших за всю свою жизнь ничего прекрасного. Они ходят и блуждают в темноте. Можно подумать, что все в них умерло, и никто не обращает на это внимания. И вдруг простое слово, непредвиденное молчание, маленькая слеза, исходящая из самых источников красоты, показывает нам, что они нашли возможность построить в сумерках своей души идеал в тысячу раз прекраснее всего, что они слышали и видели в жизни. О, благородные и бледные идеалы, воздвигнутые в молчании и тени! Вам более, нежели другим, дано рождать улыбку ангелов и возноситься прямо к Богу. В скольких бесчисленных хижинах, в скольких приютах нищеты, в скольких, быть может, темницах в эту самую минуту льются слезы и чистейшая кровь бедной, никогда не улыбавшейся души. Так, когда все цветы погибли, пчелы предлагают той из них, которая назначена быть их царицей, мед в тысячу раз более драгоценный,