Коммунисты - Луи Арагон

на шее, потому что образок дала ему Соланж… Он рассказывает Соланж, как ему одиноко во Фландрии, какая здесь хмурая, ненастоящая весна, — солнцу так и не удается до конца рассеять густой туман; как черна равнина вокруг шахт, и всюду солдаты, кавалерийские дозоры, неподвижные фигуры всадников на больших конях, — как будто несут стражу рыцари, охраняя святой Грааль, и вообще все тут похожи на персонажей рыцарских романов, которые так любит Соланж. Насколько позволяет страх перед Фердонне, он рассказывает Соланж о танках, грохочущих по дорогам, о хоре молодых голосов, о мерном топоте ног, когда безусые юноши шагают колоннами, мечтая о героических битвах и о радостном возвращении на родину, где у каждого есть своя Соланж… В первый раз он говорит ей — любимая моя, и едва он успел написать «любимая моя», как в ставню ударил камушек, брошенный с улицы. Партюрье встал, распахнул окно. Было уже почти светло. Под окном стоял лейтенант Блаз.

— Партюрье! Немцы вторглись в Бельгию…

* * *

В три часа утра немецкая армия вторглась в Бельгию и Голландию. В четыре часа бельгийцы воззвали к Франции о помощи, обратившись к Гамелену и к Рейно одновременно.

В четыре тридцать все аэродромы, все узловые перекрестки дорог в прифронтовой полосе подверглись налету вражеской авиации.

Военные авторитеты, так долго спорившие о том, какой маневр применить в подобном случае, немедленно, без размышлений, высказались за ту операцию, которую они всегда считали самой рискованной, — план движения на Диль был принят и Гамеленом, прежде не желавшим переходить через Шельду, и Жоржем, боявшимся даже подойти к Шельде. Более того, Дильская операция стала еще рискованнее, так как командование решило осуществить и план движения на Брэду, — об этом дано было личное секретное указание командующему 1-й группой армий генералу Бийотту; выполнение операции возлагалось на 7-ю армию, с которой генерал Жиро должен был вступить в Голландию.

Приказы проделали тот же путь, что и благодарность, объявленная Прашу и Жокасту: от Бийотта к командующему 1-й армией генералу Бланшару, а от него — к генералу Приу[513], командиру кавалерийского корпуса. В шесть часов тридцать пять минут из штаба генерала Приу приказ был передан легким моторизованным дивизиям. В семь часов Давэн де Сессак вручил лейтенанту Блазу маршрут для его отряда.

Во фландрской деревушке повторилось то же, что происходило десятого апреля, с той лишь разницей, что на сей раз французы действительно выступили, но неприятель их опередил. Санитарные машины были собраны на шоссе. Солдаты и офицеры направились к лейтенанту Гурдену на предмет исключения их из списков. Лейтенант даже и тут ни на иоту не сократил канцелярской волокиты. На довольствие отряд решили зачислить в разведывательный полк. По большой карте генерального штаба Давэн де Сессак объяснил Партюрье и Блазу изменения сравнительно с апрельским маршрутом: — Все движение как будто смещается на другую дорогу, параллельную прежней, только восточнее, — дорог у нас все так же две, но теперь английской армии досталась та дорога, по которой мы должны были идти в апреле… Нет, к сожалению, теперь уж не пойдем через Ватерлоо! Вот смотрите… ваш отряд сначала двинется по главной дороге вслед за кавалерией — через Монс–Суаньи–Нивель–Вавр… В Суаньи вы повернете на восток вот сюда, на боковую дорогу, и в Экоссине д’Энгьен… вот здесь… организуете перевязочный пункт, — дантиста назначите начальником. Потом выйдете к Нивелю и оттуда немножко уклонитесь к юго-востоку, дойдете до Утен-ле-Валя и оставите там Блаза, пусть он дождется подхода всего санотряда. Мы двинемся другой дорогой и завтра к утру пройдем через Сар-Дам-Авелин, в пяти или шести километрах от Утена… На рассвете дантист присоединится к Блазу… Нынче вечером и ночью, голубчик Партюрье, на вас лежит почетная обязанность. Вы пойдете дальше, в авангарде — вот тут, тут и тут… видите? Этими дорогами ночью нелегко будет двигаться, а все-таки вам надо будет проехать севернее Жамблу и выйти вот сюда, — смотрите, вот в это место, как раз за линией Малой Гетты. Оттуда вы, как было условлено, отрядите человека вот сюда, — понимаете? — вот к этой красной точке на берегу Большой Гетты. Видите? Там есть замок. Пусть ваш связной дожидается в замке и проводит нас до того места, где вы развернете свой перевязочный пункт. Понятно?

Ну, конечно, понятно. Монс, Суаньи, Нивель. Зубодер остается в Бекассине… то есть в Экоссине, извините, господин капитан. Нынче вечером я останавливаюсь вот тут, завтра — тут, а Партюрье… счастливчик Партюрье… Для каждого перевязочного пункта выделяем две машины, двух санинструкторов, четырех санитаров… Значит, мне понадобится еще одна команда санитаров. — Партюрье, голубчик, позовите Премона, пусть он сам назначит людей.

* * *

Выступить оказалось не так-то легко. Напились кофе. Партюрье сразу же после этого посадил бы своих санитаров в машины — на сборы за глаза хватило бы одного часа. Но тут, как водится, вмешалась административно-хозяйственная часть, и лейтенант Гурден заявил, что торопиться нечего — перед выступлением надо поесть. Партюрье помчался к Блазу: — Помилуйте, это возмутительно! Мы же должны опередить разведывательный полк! — Однако и в самом деле нехорошо отправлять людей на пустой желудок. Кто его знает, как там будет в пути… Да еще этот лейтенант Гурден, который всегда не прочь приобрести популярность среди рядовых за счет других офицеров, очень громко выразил в канцелярии при солдатах свое мнение по данному вопросу… Лейтенант Блаз решил, что не стоит раздражать людей перед походом… Ничего не поделаешь…

К восьми часам получены были первые известия. Радист поймал Париж и Лондон. Несколько крупных французских городов, названия которых не сообщались, дабы не осведомлять противника, подверглись бомбардировке, есть убитые — женщины и дети. Передавали обращение генерала Гамелена: «Французы! Настал торжественный час. Уже восемь месяцев, как страшная угроза, нависшая над нашими рубежами, нашими городами и нивами…»

Партюрье давно готов к отправлению, по меньшей мере с час. Только вот досада — нет конверта. Старуха-хозяйка дала ему конверт и спросила: — Ну как, доктор, теперь по-настоящему война? — И посмотрела вокруг: ей хотелось подарить ему что-нибудь на прощанье, но ничего не придумала. — Ну, возьмите хоть этот конверт… — Встретился военфельдшер Премон. Теперь у него выбывают из взвода двенадцать санитаров; маловато останется народу. — Премон, дружище, будьте так добры, окажите услугу, отправьте вот ото письмо. — Пожалуйста, с удовольствием! — сказал Премон и, так как ему еще не надо было выступать и, следовательно, от