Обрученные с Югом - Пэт Конрой

Я посмотрел на пустое место, где плыл мой брат, и сказал:

— Стив, тебе эта история понравится больше всех.

И я рассказал о том лете, когда мои родители полюбили друг друга. Близнецы слушали и ни разу не перебили.

— Это настоящая любовная история, — подытожил Тревор, когда я закончил.

Лагуна осталась позади, мы вошли в более холодные воды Чарлстонской гавани, по-прежнему оставаясь пленниками течения, которое делалось все сильнее по мере того, как мы плыли по реке Эшли. Солнце клонилось к закату, и река окрасилась в оранжевый цвет, а потом превратилась в расплавленное золото. Мы испугались, потому что не сразу заметили лодку с отцом. Но я увидел, как он машет нам. Он привязал «Китобоя» к бую, с превеликим удовольствием ловил рыбу и не спешил вытаскивать нас. Мне кажется, он так радовался, видя меня в обществе сверстников, что оставил бы нас плавать до полуночи, если б не опасался за наше здоровье.

Течение быстро несло нас навстречу отцу, и я поспешил сообщить из чувства долга близнецам новость, несмотря на первоначальное решение молчать. Я боялся испортить этот удивительный день, но выхода не видел.

— Шеба, Тревор! — проговорил я неуверенным голосом. — Не знаю, с чего начать. Сегодня необыкновенный день. Лучшего в моей жизни не было. Но вчера на меня напали. Какой-то мужчина, в аллее. Вот почему у меня синяк под глазом. Он приставил мне к горлу нож. Сказал, что убьет меня и моих родителей. Он знает, что вы ночевали у нас в доме, и видел нас с тобой, Шеба. Он был в маске. Он нарисовал у меня на лбу такую же штуку, какая была на вашей двери. Я испугался до ужаса.

— Ну вот, ты все испортил, Лео, — холодно проговорила Шеба. — Испортил такой прекрасный день.

— Да уж. Паф — и конец. Все испорчено. — Тревор пожал плечами и отвернулся от меня.

— Я же не хотел! Просто я беспокоюсь за вас.

— Мы уж как-нибудь сами о себе побеспокоимся. Так всегда было, так всегда будет.

Отец завел мотор и выехал на середину реки, чтобы перехватить нас. Бросив якорь, он заглушил мотор и по очереди втянул нас на борт. Несколько часов проведя в соленой воде, мы с удовольствием вытерлись пляжными полотенцами и утолили жажду холодной кока-колой, которую отец припас в переносном холодильнике.

— Твоя мать отвезла меня на плантацию, я забрал машину и вашу одежду. — Отец протянул нам мешок с одеждой и шлепанцами.

Мы с Тревором молча сняли плавки, надели шорты и футболки. Я проклинал себя за то, что рассказал про человека в аллее. Я боялся, что из-за своей опрометчивости навсегда лишился дружбы близнецов, хотя совершенно не понимал, в чем моя вина и почему моя откровенность вызвала у них такую досаду.

Выйдя на пристань, мы пересекли Локвудский бульвар и повернули на Синклер-стрит, к дому. Отец по-прежнему пребывал в прекрасном расположении духа и умудрялся поддерживать разговор с близнецами. Мы проводили их до дома, где миссис По смотрела телевизор в гостиной. Когда я прощался с Шебой, она удивила меня: обняла и поцеловала в щеку.

— Это был прекрасный день. Я все объясню Тревору. И другим этот день быть не может.

Я пожал ей руку, и тут она вложила мне в ладонь записку. Вдруг это любовная записка, размечтался я. О любовных записках я читал в романах, но никогда их не получал. Отец положил руку мне на плечи, и это оказалось очень кстати. Нам было очень хорошо, мы не спеша шли к дому и обсуждали, что приготовим на ужин.

Едва оставшись один, я сразу развернул записку, которую Шеба тайно вручила мне. Это было не любовное послание, и все же оно поразило меня как громом.

«Дорогой Лео, — писала Шеба. — Прости, что мы с Тревором огорчили тебя. Мы знаем, кто напал на тебя. Из-за этого человека мы и живем воображаемой жизнью. На тебя напал наш отец. Да, Лео. Ты познакомился с нашим добрым папашей».