Прекрасная Отеро - Кармен Посадас

«Послушай, Caroline, ma belle, если спишь с буржуа ты всего лишь шлюха, а если ложишься в постель с королем – ты фаворитка; разница ощутима, и слово благозвучнее, не так ли?»

* * *

Ты права, Ассунта. В этот час воображение разыгрывается, и начинаешь слышать несуществующие голоса Боже мой, хоть бы замолчали эти кумушки и дали бы мне немного посидеть спокойно на воздухе, пообщаться с голубями. Я не хочу возвращаться в комнату, ведь именно оттуда донесся этот голос. Гарибальди уже не поет так что услышанные мной слова не причудились и не долетели с улицы. Я с трудом припоминаю этот голос, произнесший фразу о королях и фаворитках. А вдруг, войдя в комнату, я обнаружу еще одного нежеланного гостя?

«Белла Отеро боится».

Не знаю, сама ли я подумала об этом, или эта фраза – часть воображаемого мной разговора соседок.

«Белла Отеро боится».

«Боится чего, глупые толстухи?» – думаю я, гордо выпрямляясь на стуле. Соседки ничего не замечают, только голуби встрепенулись. Не знаю, подняться ли мне или оставаться здесь, на балконе, под их защитой. «Перестань, – говорю я себе, – в этом возрасте не пристало тебе бояться, Лина. Ты полвека прожила среди воспоминаний и фотографии, и они в конце концов совершенно перестали вызывать в тебе сентиментальные чувства. Ты, уже давным-давно не думающая ни о ком из прошлого, позволишь, чтобы дурной сон запугал тебя, как маленькую девчонку? Возвращайся в комнату – там не будет слышно этих глупых пересудов соседок и воображаемых голосов. В комнате тебя никто не дожидается, кроме Гарибальди. Нет никакого шествия призраков, все это неправда. Тебе просто показалось, что произошедшее во время сиесты было преамбулой смерти, процессией теней, посланных сопровождать тебя в последнем путешествии. Ты так мало значишь теперь, что никто не придет за тобой, чтобы сопровождать из этого мира в иной».

«[…] К тому же, мадам Ассунта, поймите: дело намного серьезнее, чем кажется. Голуби – все равно что крысы, я вам уже говорила. Даже хуже, я читала об этом в «Нис Матен». Так вот, знайте: их помет не только разрушает камни, но и источает ядовитые вещества – говорят, галюциногенные…».

Я улыбаюсь: снаружи жизнь со всей ее глупостью, а внутри… Внутри никого нет, не бойся, Лина, войди в свою комнату. Кого ты боишься встретить? Твоя грустная комната так же пуста, как и всегда, тебя уже никто не посещает, как в былые времена. Возможно… Но сегодня странный день, и я предпочитаю мерзнуть на балконе, чем зайти внутрь. Что там за бормотание и шорох? Гарибальди, скажи мне, что в комнате никого нет, кроме тебя, что это шорох твоих крыльев, а не голос женщины, которая умерла, кормя голубей в парке Монте-Карло, – так же, как я сейчас.

«Если спишь с буржуа, ты всего лишь шлюха, не так ли?»

– Это ты, Мими? Я не ошибаюсь?

– Ты не ошибаешься, дорогая, с 'est biens mois,[40]можешь не сомневаться. Ты должна оказать мне услугу, ma belle.

Теперь я понимаю. Если это еще один призрак, задержавшийся после сиесты, то, несомненно, это Эмильена д'Алансон, иначе говоря – Мими. Она всегда просила о какой-либо услуге: одолжи мне шарф из перьев, дай мне свои перчатки… Она была беззаботна и легкомысленна, как эти голуби. Хорошо, я войду. Мими меня не пугает, может даже, она составит мне неплохую компанию. Она всегда была веселой и простодушной девушкой. Я решаю встать, но, прежде чем войти в комнату, засомневавшись, заглядываю внутрь, прячась за занавеской. Внезапно до моего сознания доходит, что я слышала вовсе не веселый голос Эмильены д'Алансон, а какой-то другой, совершенно незнакомый – голос старухи.

Тогда я начинаю думать, что все мои страхи ненапрасны. Видимо, вереница призраков появляется не только во сне, но и когда я бодрствую, к тому же они приходят ко мне не такими, какими были в годы славы, а в возрасте, близком к смерти… Разве эта старуха, закутавшаяся в старую кашемировую шаль, – не Эмильена д'Алансон, соперница моей славы? Клянусь, это она – только не та красавица, какой я знала ее, а опустившаяся, больная… мертвая. Боже мой! Трудно выносить призраков времен славы, но видеть тех, что являются в облике старости и нищеты, – слишком жестокое испытание для такой старухи, как я. Я уже давно смирилась – как это ни обидно – с тем, что я никто, и мне почти удалось не волноваться, когда меня настигают воспоминания. Я не ожидала подобного наказания. Неужели это расплата за грешную жизнь, что мертвые являются ко мне и заставляют вспоминать их?

Я предпочла бы не уходить с балкона, но, оставаясь здесь, я не только буду объектом пересудов соседок, но и рискую простудиться. Кто бы мог подумать: Белла Отеро вынуждена сидеть на балконе, не в силах вернуться в комнату из страха перед призраком… Но этот голос – всего лишь плод больного воображения, я отказываюсь верить, что меня и в самом деле посещают мертвецы.

«[…] Вредные вещества от помета этих грязных птиц, клянусь вам, мадам Перно, это правда, я читала об этом в «Нис Матен». Это научно доказано. Верно я говорю, мадам Готье?»

Чушь. Что бы ни говорила эта невежественная соседка, глупо пытаться обмануть себя. Я знаю, что визит Мими не бред, а еще одно воспоминание. Вернее сказать, даже не воспоминание – им я всегда умела противостоять – это что-то другое, более тревожное. Я не знакома с этой дряхлой старухой, которая ждет меня в комнате. Я знала лишь Эмильену д'Алансон, очаровательно легкомысленную девушку, носившую монокль и умевшую заставить поклонников раскошелиться. Что нужно от меня этой старухе?

Скажи мне, Гарибальди, глупая птичка, что это твой щебет я принимаю за человеческий голос, что никого нет, кроме тебя, в комнате.

Наконец я решаюсь заглянуть внутрь – и действительно вижу ее. Это на самом деле Эмильена, но я едва ли узнала бы ее, увидев на улице. «Почему ты явилась в таком жалком виде, Мими? Я думала, вы, призраки, можете выбирать, в каком облике возвращаться в мир живых. К чему этот убогий вид?» И потом, не дожидаясь ответа, который, как я чувствую, мне лучше не слышать, я говорю, пытаясь придать голосу светский тон: «Мне сказали, что тебя нашли мертвой на скамейке в парке несколько лет назад, Мими. Это было неподалеку отсюда, в Монте-Карло, если мне не изменяет память. Потом я услышала об этом по радио и очень расстроилась… Но я не смогла приехать к тебе на похороны, дорогая. Ты должна простить меня, в тот день у меня были гости, и сегодня я тоже не могу тебя принять – жду визита. Это правда, клянусь тебе, ко мне. Придет настоящий гость у меня до сих пор остались друзья. Тебе лучше уйти. Ты же не хочешь предстать перед гостем в таком виде? Ты уйдешь, пообещай мне, что уйдешь».

Больше невозможно обманывать себя… Столько визитеров – и вовсе не из плоти и крови – в один день Сначала воспоминания детства, потом Джургенс, за ним Альберт, первый из моих коронованных любовников· после него – старик Кун, а теперь эта жалкая тень Мими д'Алансон. Бесполезно притворяться: это приближение смерти, Лина. Ведь говорят, что во время агонии перед человеком стремительно проносится вся жизнь, как на кинематографической ленте. Ты умираешь – ведь ты давно этого желала, разве не так? Это правда, но боюсь, что даже в этом мне не повезет. Прекрасно известно, что из этого мира так просто не уйдешь. Мои воспоминания не будут поверхностными и быстрыми, как у обычных людей: девяносто семь лет жизни обернутся долгой и мучительной чередой визитов, бесконечными раскаяниями, промахами и удачами, вспоминать о которых тяжелее, чем об ошибках или пороках. Всех ли своих любовников я увижу? Все ли губы, которые целовала? Придут ли мои враги? Придут ли друзья и просто знакомые? Невозможно… Это будет слишком длинная процессия…