Рассказы Фата-морганы - Джонатан Литтел

ни на одном из снимков, они проходили перед моими глазами, застывшие серии спин, ляжек и белых задниц, запечатленных навеки последовательными щелчками затворов в позах, которые больше не составляли единого движения, но скорее обособляли эти белые тела и то, к чему они были сведены, — спины, задницы, ляжки.

В квартире было свежо, даже холодно. Я поискал в шкафчиках чего-нибудь поесть и соорудил себе скудную трапезу из сардин в масле, сырого лука, черного хлеба и розового вина. Когда я заканчивал бутылку, мое тело под тонким спортивным костюмом уже дрожало от холода; не успел я убрать за собой, как почувствовал спазмы в животе, съеденное подступило к горлу, и вино, все еще холодное, с кусками лука и сардин забрызгало мойку густой кашицей; рвота немного утихла, и я, прикрывая рот рукой, побежал в ванную, здесь тошнота опять накатила, и я опорожнил желудок в унитаз из белого фарфора, на глазах выступили слезы, горло жгло кислотной смесью, живот сводили спазмы. Когда меня отпустило, я прополоскал рот и сел на пол, чтобы перевести дух. Наконец я поднялся. В кухне я налил себе полный стакан шнапса и залпом выпил, жжение в горле усилилось, но шнапс слегка перебил отвратительный привкус, по-прежнему стоявший во рту; затем я сполоснул мойку, вернулся в ванную, включил воду, подождал, пока она нагреется, разделся и нырнул под душ. Вода, не освежая, хлестала изнуренное тело, мне никак не удавалось прийти в себя, я водил руками по бокам, бедрам, ляжкам, ягодицам, но не мог почувствовать это тело, которое расслаивалось и ускользало от меня. В спальне я вытерся перед огромным круглым зеркалом, стоявшим под наклоном в изножье постели, которой служил матрас, лежавший на полу и застеленный плотным покрывалом, расшитым длинными зелеными стеблями на золотом фоне. Мое тело в зеркале не складывалось в единое целое, я вчуже смотрел на свои конечности и торс в синюшных и черных пятнах с прозеленью, и мне казалось, что лишь покрытый венами член, забытый и бесполезно висящий между ляжек, отличает его от женского тела, во всяком случае это тело было расплывчатым, нечетким, и когда я повернулся спиной, оно стало еще более неопределенным, свелось к светящимся линиям, изгибам и участкам кожи, которые могли бы принадлежать кому угодно. Я встал на колени на покрывале, спиной к зеркалу, и, повернув голову, увидел белые сферы ягодиц, а между ними коричневую ямку ануса; я стиснул ляжки, чтобы спрятать яички, так что в поле зрения остались только зад, анус и зеленые стебли на покрывале, затем я развел руками ягодицы, и анус слегка расширился, приоткрывая, подобно зрачку, свою непостижимую глубину; это черное отверстие казалось последней целой частью моего тела, которое разваливалось, тщетно пытаясь пересобраться вокруг этой точки в зеркале. Послюнив палец, я стал водить им по краю впадинки, массируя ее по кругу, потом закрыл глаза и погрузил кончик внутрь; это прикосновение придало мне уверенности, и я засунул палец чуть глубже, от чего возникло чувство блаженства, которое расходилось по заледеневшему телу, придавая ему форму, еще приблизительную, но уже вполне реальную. Зазвонил домофон, и, открыв глаза, я вытащил палец. Подождал. Снова раздались долгие, повторяющиеся, трескучие гудки. Я встал и тем же пальцем, который только что вынул из своего тела, сердито нажал на кнопку: «Да?» — рявкнул я. Мне ответил женский голос, приятный и уверенный; голос блондинки, подумал я, не понимая, откуда бы я мог это знать. «Месье, — сказала она, — я тоже живу в этом доме, у вас в сети сильно скачет напряжение, поэтому у всех соседей выключается электричество. Вы должны что-то сделать». Мое лицо исказилось от гнева, и прерывающимся голосом я заорал в домофон: «Мадам, профессиональный электрик проверял у меня проводку полностью, причем два раза подряд. Хватит, в конце концов!» Я резко снял палец с кнопки и отключил домофон, чтобы он больше не звонил. Все еще в ярости, сбитый с толку, я лег ничком на покрывало, раскинув руки по сторонам, и внезапно уснул. Я проснулся, дрожа от холода. Встал, обернул покрывало вокруг плеч и пересек погруженную во мрак студию, чтобы постоять у раздвижного окна. В темноте внизу я увидел ромб света, окно квартиры по соседству, пересеченное по диагонали диваном в белом чехле, на который упала обнаженная молодая женщина, а вслед за ней мужчина с эрекцией. Он приподнял ей ноги и, войдя в нее, стал отрывисто двигаться в одинаковом ритме, как машина; затем он поставил ее на колени, и возобновил движения в том же ритме. Через несколько минут они снова поменяли позу, на этот раз он сел на диван, а она пристроилась сверху на корточках, но ритм остался тем же — почти комический ритм старого фильма с Бастером Китоном, снятого с частотой шестнадцать кадров в секунду. Они меняли позы одну за другой, как будто методично пробуя все позы подряд из немецкого пособия по гармоничной сексуальной жизни для семейных пар; я понаблюдал еще некоторое время за двойными лунами их задниц, которые смотрели прямо в освещенный ромб окна, наконец мне это надоело, и я вернулся на матрас, по-прежнему кутаясь в покрывало, которое немного спасало от ночного холода. Мне снился беспросветный, плохо организованный ремонт и блондинка, то ли моя мать, то ли жена, которая не умела и не хотела учиться водить. Когда я проснулся, в комнату падал холодный свет, который переливался на золотистой ткани покрывала, но не согревал его. Я встал, быстро оделся, опрокинул в себя стакан сока и направился к двери. Взявшись за ручку, я помедлил, какое-то смутное ощущение удерживало меня от того, чтобы ее открыть, может быть вчерашний женский голос в домофоне, но это мимолетное чувство исчезло так же быстро, как возникло, я отворил дверь и вышел. Тут же мягкое тепло разлилось по моим членам и, внезапно расслабившись, я пустился бежать, размеренно и не слишком быстро, прижимая локти к телу, дыша легко и смотря себе под ноги в пол, такой же серый и трудноопределимый, как стены, и почти невидимый в темноте потолок, если он вообще был: кто знает, возможно, этот длинный коридор был сверху открыт, ни в чем нельзя было быть уверенным. Порой я задевал стену рукавом и тогда машинально корректировал направление, стараясь следовать невидимому изгибу, не отклоняясь от него и не обращая внимания на более темные участки, которые с равным успехом могли оказаться углублениями, укрытиями или другими коридорами, ведущими бог знает куда. Мне бежалось