Мечты темнокожей девочки - Жаклин Вудсон

– Боже, благослови и мертвых, и живых! – просит Грейс.

И дальше снова молчание. Зачем что-то говорить, раз сказать больше нечего.

Каждую зиму

Каждую зиму,

как только первые снежинки полетят с неба, моя мама едет домой в Южную Каролину.

Иногда

вместе с отцом, но чаще

без него.

Сначала она садится в автобус одна.

Через год с ребенком,

еще через год с двумя,

и наконец их уже трое: Хоуп и Делл по бокам вцепились в мамины ноги, и я

на руках. Перед отъездом

родители всегда ругаются.

Отец хочет жить только в Огайо,

но для мамы Огайо никогда не станет домом,

сколько бы цветов ни заносила она со двора в дом

каждую зиму, нежно напевая над ними,

согревая дыханием и ласковыми словами

каждый листочек.

И растения отвечают ей тем же: не перестают цвести,

даже когда выпадает снег.

Они для нее символ

вечнозеленого Юга.

Напоминание о настоящей жизни

где-то далеко.

Путешествие

– Оставайтесь на вашем Юге, а я о нем и слышать не хочу! – говорит отец. – К нам там так относились,

что я не раздумывая забрал оттуда вашу маму

и привез прямиком сюда, в Огайо!

Сказал ей, что никогда никто из Вудсонов не будет сидеть в автобусе только на задних местах.

Никогда не будут Вудсоны расшаркиваться перед белыми:

«Да, сэр», «Нет, сэр».

Никогда не будут Вудсоны покорно опускать глаза.

Вы мои дети, вы не станете терпеть это!

Дети Вудсонов нисколько не хуже белых. Они достойны другой жизни…

– Богом клянусь! – повторяет отец. – И слышать не хочу о вашей Южной Каролине.

Гринвилл, Южная Каролина, 1963 год

В автобусе мама ведет нас в самый конец.

1963 год,

Южная Каролина.

Слишком опасно сидеть на передних местах,

и не дай бог попросить о помощи водителя.

Это считалось бы неслыханной наглостью с нашей стороны. Не место и не время.

Мне всего три месяца, мама держит меня на руках.

Рядом вжались в кресла сестра и брат. На нем

белая рубашка и черный галстук, голова его

выбрита. У сестренки в косичках белые

ленточки.

– Сидите тихо, – говорит мама и велит брату вынуть палец изо рта.

Брат и сестра послушно делают все, что скажут.

Правда, им непонятно, зачем такие строгости.

– Здесь вам не Огайо, – напоминает мама, как будто мы что-то понимаем.

Ее губы чуть тронуты помадой, спина

напряженная и прямая, будто линия с надписью «НЕ ПЕРЕСЕКАТЬ! ДЛЯ ЦВЕТНЫХ ТОЛЬКО ЗАДНИЕ МЕСТА!»

Вы должны пропустить белого, если окажетесь у него на пути, нельзя смотреть белым

прямо в глаза. Да, сэр. Нет, сэр.

Примите извинения.

Мама смотрит куда-то вдаль, ее мысли

далеко отсюда.

Потом лицо ее смягчается, она нежно гладит брата по теплой макушке. Ему три года, его интересует все, что происходит вокруг, он смотрит на мир во все глаза, а его большие уши хотят услышать каждый звук.

– Мы такие же люди, как все, – шепчет мама.

Такие же, как все.

Дома

И вот…

Мы стоим посреди огромного двора, у небольшого дома из красного камня, дома моих бабушки

и дедушки.

Холл-стрит.

Рассохшееся крыльцо не мешало бы покрыть маслом.

Цветущая азалия в горшке.

Сосна.

Красноватая грязь, прилипшая к начищенным туфлям мамы.

– Добро пожаловать домой! —

приветствуют нас бабушка с дедушкой.

Теплые коричневые руки

обнимают нас. Вытирают слезы маме

белым платком с голубой каемкой. И я, их новое дитя,

погружаюсь в эту бездонную любовь.

Кузены

День рождения мамы, громко играет музыка.

Собрались все ее двоюродные братья и сестры – как бывало раньше, когда она жила дома.

Это с ними она играла в детстве.

То и дело слышится:

– А помнишь, как мы украли персиковый пирог с подоконника миссис Картер, как провалились в канаву рядом с домом Тодда, как перелезли через забор и пробрались в общественный бассейн. И ведь не боялись, что нас арестуют! Никто не говорил нам, где можно купаться, а где нельзя!

И мама смеется, вспоминая это.

По радио Сэм Кук поет «Твист всю ночь напролет»:

Знаешь, есть такое

Чудное местечко

В городе Нью-Йорке,

Где-то на задворках.

Кузены приехали издалека, из Спартанбурга, – парни в узких брюках, девушки в пышных широких юбках, которые взлетают и развеваются, когда гости отплясывают твист ночь напролет.

Кузина Дороти танцует со своим женихом, он крепко держит ее руку.

С мамой танцует кузен Сэм, всегда готовый подхватить ее, если вдруг

она вздумает упасть, как в тот раз, говорит он.

И мама вспоминает, как в детстве залезла высоко на дерево, испугалась, а когда посмотрела вниз, увидела Сэма – он ждал ее, чтобы помочь.

Веселятся люди здесь,

Будто нет у них забот,

И танцуют твист они

Ночи напролет.

– Мы так и знали, что ты не приживешься на Севере, – говорят кузины. – Ты наша, твое место здесь, рядом с нами.

Мама откидывает назад голову,

ее завитые и уложенные волосы блестят,

она улыбается так же, как она улыбалась раньше,

пока не уехала в Колумбус.

Она снова Мэри Энн Ирби,

младшая дочь Джорджианы и Гуннара.

Она дома.

Ночной автобус