Не уверен - не умирай! Записки нейрохирурга - Павел Рудич

Хирург от Бога (или «божественный хирург»?) Палыч изначально был терапевтом в медсанчасти при большой угольной шахте. На шахте этой работали в основном заключенные, освободившиеся поселенцы и немногочисленные вольнонаемные: инженеры и администрация шахты.

Ставка хирурга в медсанчасти была, но найти живого человека, желающего работать в холодном, засыпанном угольной пылью городке, не сразу получалось. Ехали в эти гиблые места только те, кого не ждали более нигде: пьющие да отсидевшие. Пьющие тут же запивали и увольнялись. Отсидевшие говорили: «В тюрьме веселее было» – и тоже запивали с последующим увольнением.

Палыча прислали в эту ссылку по распределению.

И вот привозят в больничку директора этой самой шахты с болями в животе. Все врачи медсанчасти, в количестве двух, то есть Палыч и женщина-гинеколог, долго мяли живот начальника. Но сколько ни мяли – выходило одно: аппендицит! А хирурга на пятьсот верст вокруг – нет. Что делать?

Начальник взмолился: «Но вы же – врачи! А все врачи по закону должны уметь удалять аппендицит!»

И хотя такого закона нет, Палыча аргумент этот вдохновил. Он отдал команду: «Готовимся к операции!» Помыли и прокварцевали убогую операционную. С грехом пополам Палыч и гинеколог «вымылись» и облачились в стерильное.

Под местной анестезией Палыч целый час вскрывал объемистый живот начальника.

Больной терпел, сопел и хрипло подбадривал хирурга: «Твою мать, коновал хренов! Ты мне, главное, муди не отстриги, Склифосовский!»

Наконец Палыч вскрыл брюшину. Больной кашлянул, и перламутровые петли кишечника попёрли из живота наружу, как мыльные пузыри.

Стали искать, как в лесу, отросток. Искали час, два, четыре. Нет отростка! Палыч «размывался», судорожно листал учебники и атласы. Снова мыл руки, менял халат и возвращался к столу. Больному снова и снова кололи омнопон. Палыч добавлял местно новокаина и погружал руку в теплое чрево угольного начальника…

Отросток отсутствовал! За окнами операционной стемнело. Отшумела и утихла очередная метель из снега пополам с угольной крошкой, а Палыч все искал аппендикс. И тут жена больного (а кто еще!) по своим женским связям нашла в колонии ОЮ 187/47 заключенного-хирурга!

Обессиленный больной и Палыч так и страдали в операционной, когда в больницу ввалились два залепленных снегом охранника с автоматами. Между ними с трудом просматривался изможденный серый человек в полосатой робе. Из голенища его начищенного сапога торчал черенок алюминиевой ложки. На руках звякали наручники. За этой троицей вошел мордатый офицер и сказал:

– Заключенный № 2784 поступает в распоряжение доктора Козлова для проведения операции! – и, обращаясь уже к ЗК, добавил: – Лос, лос, ферфлюхте швайне!

Заключенный безошибочно, как будто всю жизнь здесь работал, двинулся в операционную.

Там он сказал измученному больному:

– Так. Втянули живот! – и покачал брюшную стенку.

Кишечник, как по волшебству, втянулся в брюшную полость. Врач сунул указательный палец в живот больного и сделал им движение, каким ковыряют в носу. И тут же в рану вывихнулся напряженный, заполненный гноем аппендикс. Несколькими движениями хирург удалил отросток.

– Зашивайте! – бросил он Палычу и отошел к окну.

– Ну, спасибо, мужик! – захрипел со стола начальник.

– Я не мужик! – вскинулся хирург. – Я блатной.

В ординаторской жена больного уже накрыла стол: жареное мясо, красная рыба, фрукты. В казахских степях все это было невиданным дефицитом.

– А спирт у вас есть? – и ЗК-хирург первый раз посмотрел на того, к кому обращался.

Явился спирт. Его у непьющего Палыча было много! Хирург стал быстро пить спирт стакан за стаканом. Закусывал одним и тем же кусочком черного хлеба с ломтиком сала.

Через полчаса охранники бережно отнесли безжизненное тело хирурга в автозак на носилках. Следом бежала жена прооперированного начальника и все подкладывала под голову врача домашнюю подушку.