Просвещенные - Мигель Сихуко

* * *

Льет проливной дождь, такси везет меня на север. Я еду на поэтические чтения и презентацию книжки, где соберутся местные литераторы, которых я надеюсь расспросить о Криспине. Мужчины в желтых пластмассовых касках, стоя на стремянках, развешивают рождественские фонарики и цветочные гирлянды по фонарным столбам вдоль улицы. Поток бьет по крыше такси, как гравий, и я удивляюсь, как это они не падают. Стрелки на моих часах движутся быстрее, чем поток машин. Таксист матерится, открывает дверцу и мощно отхаркивается.

В колонках сквозь помехи тарахтит джингл, предваряющий новости на «Бомбо-радио». Голос хрипит по-тагальски: «Соотечественники, оставайтесь с нами, чтобы быть в курсе последних новостей этого часа: новые наводнения из-за ливневых дождей; содержащемуся в Кэмп-Крейм преподобному Мартину отказано в выходе под залог; активисты международных организаций по защите окружающей среды пикетируют завод в Сан-Матео, принадлежащий Первой генеральной корпорации; отряду особого назначения доставлен таран для штурма дома, где Лакандула по-прежнему удерживает заложников; и наша радость и гордость Эфрен „Бата“ Рейес снова стал победителем чемпионата мира по американскому бильярду. Подробности в трехчасовом выпуске». И пошли аккорды глэм-роковой баллады — «Every Rose Has Its Thorn»[119]от Poison.

Вчерашний вечер и сегодня все утро я приходил в себя после кокаинового загула. Моя связь с внешним миром ограничивалась десятками эсэмэсок, в которых незнакомые мне люди требовали, чтоб я отнес еду и воду протестующим возле дома Чжанко. А я сидел в кровати с книжками, снова и снова просматривая мемуары, дневники и прочие записи Криспина, надеясь обнаружить в них факты, подтверждающие его отцовство. Ничего конкретного я не нашел, зато каждый текст наполнился вдруг особенным смыслом — в каждом положительном герое раскрылась компенсаторная подоплека, в каждой утрате виделась метафора, каждое упоминание отца с ребенком стало значить больше, чем когда-либо прежде. Разложив все его произведения веером на кровати, я стал смотреть на это как на пазл: картинка угадывается, только когда все части сложены в нужном порядке. Моя единственная ниточка — это мисс Флорентина. Еще какие-то сведения могут быть только у кого-то из писателей на презентации.

Шофер поворачивает направо и выезжает на Эдсу. Движение снова замедляется и останавливается. Неужели трассу где-то затопило? Вдруг дождь как будто выключили. Таксист вырубает дворники. Ветер сдувает оставшиеся за пределом досягаемости дворников капли в горизонтальную линию через все лобовое стекло. Водила все посматривает на меня в зеркало заднего вида. Молодой парень с прической, похожей на морского ежа. Он с пониманием кивает в такт балладе, губы шевелятся, вторя тексту. В итоге он произносит: «Дождь-то кончился», ухмыляясь, будто это его заслуга. «Меня зовут Джо», — ни с того ни с сего представляется он.

Машины движутся по коридору из нарисованных вручную киноафиш; возвышаясь на три этажа, они загораживают трущобные районы, подобно потемкинским деревням из целлулоидных фантазий. Метафора не слишком натянутая. Кто-то из киношников говорил мне, что филиппинская киноиндустрия четвертая по масштабу в мире после Болливуда, Голливуда и нигерийского Нолливуда. «Фолливуд»[120], — сказал он и недобро засмеялся. Эти рекламные щиты — вершина айсберга местной мелодраматической традиции, объединяющей всевозможные жанры: «Манильские разборки — 4»; «Беги, пока живой — 9: Господи, помилуй»; «Жду тебя на небесах»; «Уберите руки, господин учитель»; «Школьные загулы». Слегка выцветшие под солнцем, аляповато выписанные акриловой охрой лица артистов лезут ввысь, подобно их эго. Канули в Лету кумиры моего детства — добела вымытые подростковые принцессы и смелые герои восьмидесятых: кто-то уже на том свете, другие ушли в поднебесные сферы политики или же в чистилища несчастных браков с сыновьями магнатов.

По давно установившейся традиции актеры нового поколения в качестве псевдонимов взяли себе знакомые фамилии представителей местной элиты: Лиса Лупас, Рет-Рет Ромуальдес, Черри-пай Чжанко, Поги-бой Прьето, Харт Акино. Другие предпочитают ассоциироваться с американской культурой: Пепси Палома IV, Киану Ривз, Майк Адидас. Однако самая выдающаяся из них — это все та же Вита Нова, с выдающейся грудью, чья грация вывела ее из жалкой деревушки в Пампанга на главную сцену «Одноклассниц» — нового стрип-клуба, где танцовщицы наряжаются (чтобы потом раздеться) в формы католических женских школ. В газетах отмечают, что ее первым прорывом было участие в видео для караоке на песню «Unchained Melody»[121], где она прохаживалась вдоль бассейна, и ее тоска по прикосновениям любимого смотрелась очень круто. Теперь, на платформах успеха ее танца «Мистер Секси-Секси», весьма удачно распорядившись своим пышным капиталом, Вита стала суперзвездой. Плакат сообщает, что это «ее самая важная роль и мировой дебют на большом экране». Возможно, это не совсем так. Если верить слухам, все лавры могут достаться кассете, которую она нашла у себя в спальне. При условии, что там действительно записаны посткоитальные разговоры по телефону, публикация которых должна привести к импичменту Эстрегана. В народе уже говорят про Сексисексигейт.

Таксист Джо резко крутанул рулем, едва не столкнувшись с эскортом автомобилей. Перекрестившись, он кричит: «Мать твою растак!» Кавалькада («форд-эксплорер», лимузин «БМВ», «тойота» с открытым верхом, набитая хмурыми головорезами) разрезает движение воем сирен. Машины неохотно уступают. «Думает, он король», — объясняет Джо, чьи глаза в зеркале заднего вида настойчиво требуют моего внимания. Я улыбаюсь и, наморщив лоб, даю понять, что разделяю его возмущение. Таких автоколонн тут по пять штук на светофоре. Но этот «БМВ» кажется мне знакомым. Или, может, знакомо мне в нем лишь чванство, присущее всякой люксовой машине. А может, у меня опять разыгралась паранойя. Бэха проносится мимо. На бампере наклейка: «ПРО — оружие: Проверенные Разумные Ответственные владельцы оружия», рядом другая — «ПРО — Бог: Почитание, Религия, Община — Бог». Я как угорь соскальзываю по сиденью, прячу лицо и отворачиваюсь. На правом заднем крыле крошечная отметина. Много лет назад я оставил такую же, когда учился парковать свою «короллу» в нашем тесном гараже. На заднем стекле — китайский болванчик с головой президента Эстрегана, которого я подарил деду много лет назад, на его семидесятилетие.

Джо бросает на меня сочувственный взгляд.

— Не бойся, паре, — говорит он. — БМВ: Борова Можно Возить. Они нас больше боятся, чем мы их. У них земля из-под ног уходит. Они на плаву, потому что говно не тонет.

Он сам смеется шутке, врубает передачу, машина, гордо взревев, устремляется по полосе, оставленной эскортом.