Вехи. Три десятилетия в зеркале венгерской литературы - Аттила Йожеф

как можно веселее провернуть это дело. Можете даже рассказать новый анекдот, хотя бы и реакционный, я не очень привередлив. У меня будет только одна, всего лишь одна просьба: распорядитесь, чтобы сюда срочно принесли главную бухгалтерскую книгу.

При этих словах он впервые усмехнулся, издевательски, высокомерно.

— Зачем она вам? Вы ведь все равно не сможете в ней разобраться.

— Это ничего не значит, — успокоил я его и закурил.

Чувствовалось, что нервы его были напряжены и он с трудом сохранял холодную чопорность, к тому же он немного боялся, конечно, боялся.

— Любопытно, это действительно любопытно! — И, как бы шутя, обратился к секретарше, — пригласите-ка сюда главного бухгалтера!

Секретарша направилась к двери, но я остановил ее.

— Попрошу вас, барышня, не выходить из кабинета. Позвоните отсюда.

Она посмотрела на директора, тот пожал плечами.

Веснушчатая женщина осторожно подошла к большому письменному столу, украшенному резьбой, подняла трубку одного из телефонов и попросила главного бухгалтера принести бухгалтерскую книгу. Тот не понял ее или не захотел понять, начал спорить.

— Пусть немедленно приходит! — прошипел я секретарше.

— Немедленно приходите! — испуганно заморгала она, глядя на меня, — прошу вас, такое уж положение, — попыталась она объяснять главному бухгалтеру ситуацию, но потом вдруг прошептала, словно осталась одна в пустоте:

— Повесил трубку.

В этот момент на столе зазвонил другой телефон.

— Да, — сказал директор, не глядя на меня, — да, приходите спокойно.

Затем он долго, не отрываясь, смотрел на меня изучающим взглядом. По его взгляду я понял, что сейчас он проявит себя с какой-то другой стороны.

— Уж не думаете ли вы серьезно, — сказал он тихим голосом, исполненным вместо прежнего чувства собственного достоинства скорей решимости, — не думаете ли, что это надолго?! Вы не имеете никакого представления о международной обстановке. Эта недолговечная власть и года не продержится. — Он задумался на мгновение. — Да нет, она не продержится и полугода!

Он не трус, подумал я, все еще стоя около письменного стола. Я посмотрел на него сверху вниз и безмятежно улыбался. Одновременно я раздумывал о том, допустим ли вообще подобный разговор в такой обстановке.

Я не мог без известной иронии смотреть не только на него, но и на самого себя, — как мы стоим здесь, в центре истории, и скрещиваем силы и взгляды двух классов.

— В вас говорит отчаяние, — успокаивающе сказал я. — Когда-нибудь вы поймете, что мы не могли действовать иначе. Вы ведь хотели только выколачивать прибыли, а не развивать венгерскую промышленность.

Я сказал это по-отечески добродушно, хотя и немного раздраженно, так как у меня уже начали уставать ноги. В отместку я прочитал ему небольшую лекцию, объявив, что мы предоставили им несколько лет для доказательств этого, ведь кто помешал бы нам провести национализацию еще в сорок пятом?

Мне показалось, что его сейчас хватит апоплексический удар, несколько раз он даже пытался перебить меня, но я не дал ему. «Не следовало бы вам забывать, — продолжал я поучать его, — что именно мы, рабочие, наладили производство в стране, наладили, когда кругом были одни развалины да груды железного лома. Прошу извинить, я не знаю, где он находился в то время, но в сорок пятом на заводах днем с огнем нельзя было найти ни одного из подобных ему людей».

Он вскочил и уже раскрыл было рот, чтобы обрушить на меня поток возражений, но как раз в этот момент в дверях появился главный бухгалтер, на редкость высокий и худой человек. Вместе с ним вошел другой бухгалтер, пониже ростом, обоими руками обхвативший громадную книгу в полотняном, в бело-голубую полоску переплете.

Они поклонились, тот, что пониже, любопытно заморгал, глядя в мою сторону, а худощавый снял очки, чтобы лучше рассмотреть меня. Оба не произнесли ни слова.

Директор молча, одним движением руки показал, что он просит положить главную бухгалтерскую книгу на стол.

Вошедшие приблизились, и меньший осторожным движением поместил полосатую книгу посреди гигантского стола. Все трое с благоговением потянулись открыть ее.

— Пожалуйста, прошу вас, — директор жестом руки пригласил меня и даже отодвинулся в сторону, чтобы освободить мне место для беспрепятственного изучения главной бухгалтерской книги.

Наконец-то я оказался за директорским столом. Я встал перед священной книгой и посмотрел на собравшихся в кабинете. Все трое широко раскрыли не только глаза, но и рты в ожидании того, что же я буду делать, как приступлю к этому скопищу незнакомых для меня иероглифов.

Но я совершенно неожиданно для них решительным движением захлопнул главную бухгалтерскую книгу, поднял ее, повернулся и, отодвинув локтем наполовину закрытую дверцу сейфа, положил на одну из пустых полок. В директорском сейфе только и было, что несколько тоненьких книжек, небольшая металлическая коробка да две-три пачки каких-то бумаг, перевязанных лентой. Я захлопнул массивную дверь, которая сама заперлась с глухим щелчком. Вытащив ключ с замысловатой бородкой, я спрятал всю связку в карман.

— Гм, ловко, — сказал директор.

Теперь должно было последовать то самое движение, которым завершится все это театральное представление. Вот сейчас я сяду в кресло и приступлю к руководству заводом. Но я почему-то не мог заставить себя сесть. Может быть потому, что директорское кресло было мягким, а я не люблю мягкую мебель. Кроме того я не люблю занимать сиденье, еще хранящее тепло человека, вставшего передо мной.

Я предпочел опереться кулаками о стол, решив посмотреть, какие рожи они скорчат, и с самым серьезным видом пристально уставился на собравшихся в кабинете. Невысокая веснушчатая секретарша горестно вздохнула:

— Иисус-Мария…

Главный бухгалтер стоял с неподвижным лицом, а его помощник испуганно моргал. Директор старался выдавить презрительную усмешку.

— Это тоже входит в полученные вами инструкции или вы сами додумались? Внимание, прежде всего главная бухгалтерская книга! Чтобы ее не подделали эти подлые капиталисты!

Я видел, что он опустошен и взвинчен! Теперь он был уже не в состоянии сохранять чувство собственного достоинства как вначале. Может быть, все дело было в том, что тогда он сидел там, где теперь стою я, а я стоял почти на том самом месте, где он теперь никак не мог занять надлежащую позу.

— Возьмите себя в руки, — посоветовал я ему добродушно, — понимаю ваше настроение…

Но это только вывело его из равновесия. Он не дал мне договорить.

— Что вы понимаете? Ничего вы не понимаете! Учтите, у меня все-таки были соображения, что можно сделать из этого завода, и я не радуюсь, что вы, хотя и временно, развалите производство. Надеюсь, что у вас не будет достаточно времени, чтобы причинить неисправимый вред. Я хотел бы, когда вы уйдете отсюда, начать все снова.