Порнографическая поэма - Майкл Тернер

Так оно и случилось.

— Я встречаюсь с мужчиной, — сообщила она, как только мы сели за стол. — И это серьезно.

Она спросила, хотим ли мы познакомиться с ним, и мы сразу же ответили «да». Не потому, что мы действительно этого хотели, но потому, что чувствовали, что маме неудобно и наш показной интерес придаст ей уверенности и сделает ее счастливее. И это оказалось правдой: она была очень рада, что первая часть задуманного ею прошла гладко.

— Я хочу, чтобы вы оба знали, что мои чувства к Карлу нисколько не уменьшат моей любви к вам, — продолжила она, терзая салфетку.

Мы кивнули.

— На самом деле, — сказала мама с некоторым отчаянием в голосе, — я думаю, сейчас я люблю вас больше, чем когда бы то ни было раньше.

Вот как? Я посмотрел на сестру. На ее лице была видна работа мысли. Она не могла взять в толк, как это может быть. Я перевел взгляд на маму. Она закусила губу, несомненно, жалея о вырвавшейся у нее фразе. Действительно необдуманно. Как она могла сказать такое? Я имею в виду, как она могла любить нас больше, когда полюбила кого-то еще? Способны ли вообще люди на любовь в таком количестве? Я хотел сказать ей все это, но не стал. Она и так понимала, что сказала глупость, так зачем заострять на этом внимание? Она вовсе не имела в виду того, что сказала. Бедная мама!

Во время последовавшего за этим эпизодом обеда мама пыталась загладить оплошность, что вылилось в вереницу комплиментов мне и сестре. Она говорила их снова и снова. Она рассказала нам, какими прекрасными детьми мы были, как она всегда могла доверять нам в самых серьезных вопросах. И что это доверие всегда вознаграждалось. Я подумал, что это доверие всегда влекло за собой ответственность. Любая свобода связана с ответственностью. Думаю, мама угадала мои мысли, потому что сдвинула фокус на меня одного, стала обращаться только ко мне. Она знала, что я был крепким орешком. Но я был впереди нее, и не на один ход. Я уже обдумывал, какую пользу можно из всего этого извлечь.

— Твое недовольство школой, — начала она, — я могу понять. Я знаю, что тебе скучно. Но пожалуйста, не ставь крест на своем образовании.

Я кивнул — как если бы мне нужен был ее совет, как если бы я был рад ему. Я взглянул на сестру. Она вращала глазами. Она уже не раз видела, как я играю в такие игры. Мама между тем перешла к позитиву.

— Я очень горда тем, что твоя преподавательница английского написала в твоем дневнике.

Я закивал сильнее.

— Ты покажешь мне потом это свое эссе о Маргарет Этвуд? — спросила она. — Хочу прочитать.

— Когда придем домой, — ответил я любезно.

На этом комплименты не закончились. Мама сказала, что ее порадовала моя недавняя работа по дому и что она сама не справилась бы с домашними делами без моей помощи. Мне это польстило, конечно. Теперь был мой ход в игре. Я сказал, что все это ерунда, что это наш общий дом, что чистота в доме — лучшая награда за мои труды. Я уже торжествовал победу и подсчитывал выигрыш, но мама ловким ходом поставила мне мат. Неожиданно она заплакала. Как будто моя душа была для нее открытой книгой! Но тут же она отбила мяч мне.

— Ты хороший мальчик, и ты знаешь это, правда?

Что я мог сказать в ответ?

— Ты всегда любил независимость, — продолжила она.

— Да, мама.

— И ты стал таким ответственным молодым человеком.

Действительно.

— Так что когда мы вернемся домой сегодня вечером, мы можем поговорить об увеличении твоей свободы. Я считаю, ты доказал, что можешь сам устанавливать для себя правила.

Именно это я и хотел от нее услышать. Особенно с тех пор, как Робин сообщил мне о предстоящей ночной работе.

Дело было в шляпе! Я откинулся на спинку стула, закурил сигарету и принялся смаковать момент. Всеми силами я избегал встречаться глазами с сестрой. Я понимал, что она полностью уничтожена. Полный проигрыш. Ее унижение усугублялось тем, что я открыто закурил, тогда как она не могла этого сделать. Чтобы еще больше подчеркнуть свое превосходство, я стал пускать кольца дыма. Но сестра отомстила. Громким голосом, так, чтобы это слышали все находящиеся в ресторане, она поздравила меня с тем, что я научился поджигать что-то кроме семейных фотографий.

Когда мы сели в машину, мама положила фотографии перед задним стеклом машины. Это совершенно уничтожило меня, поскольку я знал, что она никогда не сделала бы этого, если бы не слова сестры.

— Ты прошел долгий путь с тех пор, правда? — спросила она.

— Полагаю, что да, — ответил я, нажимая на газ и делая вид, что ничего особенного не происходит.

— Ты справишься с этим хозяйством сам, правда? Ты ведь уже достаточно взрослый? — добавила она.

— Конечно, — сказал я, поворачивая на юг, к Хоуву.

Наступила тишина. Я взглянул в зеркало. Сестра выглядела совсем как Нетти в тот день, когда мы возвращались с Джоном и Пенни. Я задумался, что теперь с ними — с Джоном и с Пенни.

— Стоп! — крикнула мать.

Я резко нажал на тормоз. Машину занесло. Оказалось, что я проехал на красный свет. Хуже того — я чуть было не сбил кого-то. Какого-то старика. Мать опустила окно:

— Вы в порядке, сэр?

Из ночной тьмы показалось лицо мистера Джинджелла.

— Спасибо, не беспокойтесь, — ответил он, улыбаясь. — Все в порядке.