Великий Гопник. Записки о живой и мертвой России - Виктор Владимирович Ерофеев

9. Спущенные штаны

Я стал невольным свидетелем последних минут Советского Союза. 25 декабря 1991 года я ужинал у моей американской подруги Найны в знаменитом Доме на Набережной (Москва-реки), когда-то построенном для сталинских министров и прочей советской знати — прямо напротив Кремля. Не помню уже как, но мы с Найной вылезли из-под пледа и припали к окну. Где-то без двадцати восемь я увидел, как медленно спускается огромный красный флаг над Сенатским дворцом Кремля. В этом было что-то унизительное для державы. Как будто с нее, действительно, снимали штаны. И вот вознесся новый — трехцветный. Антибольшевистский символ демократии, с которым Белая армия в гражданскую войну воевала с режимом Ленина. Безумный сон и фейерверк надежд. Казалось, страна становится родной. С ней можно наконец обняться.

Что было в Кремле после спуска советского флага?

Передав министру обороны ядерные шрифты, Горбачев уже как бывший президент пошел ужинать в Ореховую гостиную вместе с пятью близкими людьми. Никаких других проводов Горбачева не состоялось.

Я вышел на вечернюю улицу. Уныло ездили среди снегов редкие машины, никто ничего не понял. Думали, наверное, что просто сменили вывеску — вместо СССР будет СНГ. Один черт.

10. Истоки

Пришел как-то раз ко мне французский просветитель с дикими глазами, говорящий по-русски.

Рассказывает: я с ним ужинал давным-давно, в Санкт-Петербурге, онеще портфель носил за начальником, накрыли стол на дюжину персон в честь французского образования, за столом оказались рядом.

Мы еще только-только познакомились, аон мне вдруг всю душу вывернул. Говорит, что любил одну, до умопомрачения любил, умолял выйти за него замуж, дарил французские духи, но она ни в какую, вышла замуж за кого-то там. И я, говорит, в память о ней женился на ее подруге без любви, просто в память.

Я слушал просветителя с крашеными черными волосьями на голове и думал: вот она где разгадка. Пожаловаться некому, кроме как незнакомому французу, сородичу тех духов. Одиночество кромешное. Навсегда. Нельзя доверять, вы чего, власть дико одинокому человеку. Сгорел онтогда. До основания выгорел. Осталось пепелище.

Мы кружимся на этом пепелище.

11. Площадь звезды

Моя жизнь похожа на мегаполис. Самые разные районы и кварталы — веселые, сверкающие, заброшенные, исписанные граффити. Есть несколько тенистых парков, река, детские площадки, рестораны, ботанический сад с пальмами в кадках, зоопарк. Много обезьян. Климат города неясен. То солнце, то ливень. Даже дурной хозяин в такой ливень собаку на двор не выгонит.

В центре — Триумфальная Арка. Но мне ли не знать, что центр везде? Арка на ремонте. Сквозь серое покрывало проступают скульптурные изображения. Кому арка посвящена, какой победе, какому явлению, сразу не скажешь: изображения призрачны, символика загадочна. Ремонт арки затягивается. От нее разбегаются улицы. Она красива, когда в тумане.

Напоминает площадь Звезды в Париже? Едва ли. Мой город избыточно эклектичен, не берусь заниматься аналогиями. Он так рационален, как и абсурден. Здесь встретишь и Красную площадь, и Ниагарский водопад. Я расскажу об Африканской улице, где нас с Габи чуть не убили. Есть и японская улица Сюнга. А дальше — ну как теперь без Китая? Я переплываю через Амур и вот он — северный китайский миллионщик. Улица Жар-Птицы тоже связана с Африкой. Впрочем, увидите сами.

Если все это — общественная метафизика, то параллельно есть частный извод. Вот запруженный повозками и каретами проспект под названием Три-С-Половиной-Жены. Есть темная аллея в честь моей антижены, Шурочки. Каждый отбрасывает тень. Мужья, жены. Тень жены — это и есть антижена. Об этой темной аллее нельзя умолчать. Детская улица. Итальянский бульвар. Там, среди прочих, живет моя чудная подруга Кьяра, на ней я чуть было не женился — но город разросся, нельзя рассказать обо всем.

Есть парк Моего Однофамильца. Там тянутся в небо апельсиновые деревья, ежевика в колючках.

Помимо радиальных улиц проложены кольцевые бульвары, есть проезды, переулки, сады, просеки, задние дворы с лопухами. Мусор убирается нерегулярно. Румянцевские библиотеки, Ваганьковские кладбища.

В городе перемешались персонажи моих книг и живые люди. Одни, возможно, бессмертны, другие мчатся навстречу могиле.

Как-то мне пришло в голову: я в своей жизни подписал столько книг, что это — население целого города. Но население моегомегаполиса не складывается исключительно из читателей. Случаются пожары и наводнения. Случаются враги. Враги считают, что моя жизнь похожа на город-паутину, в которой запутались бабочки разных стран, а также и сам паук.

Кто управляет городом?

Я не градоначальник. Я оказываю влияние на городское управление, но не всегда. Я защищаю себя от разрушения, но порой по своей же вине разрушаюсь. На жизнь города оказывают давление далеко не самые симпатичные мне люди. Меня не раз пытались захватить, оккупировать. Приходится отбиваться.

С начала XXI века в моем городе стали прокладывать новый проспект. Ломали старые постройки. Пару домов взорвали вместе с жителями. Нагнали солдат для строительства. Проспект разрастался. Многим горожанам это нравилось. Сначала хотели назвать проспект Морем Спокойствия. Но что-то пошло не так. На проспекте все чаще перекрывают движение. Кто-то куда-то туда-сюда с мигалками мчится. Идут танки, оставляя следы от гусениц. Асфальт неровен. Неровен час. Меня не спросили. Мы живем под солнцем Великого Гопника.

12. Какой народ — такие и песни

Сейчас Кремль изображает 1990-е годы как бандитский бардак, колонию Америки. Это истерично. На самом деле мы обрели неслыханную свободу, но не знали, что с ней делать.

Нам не хватило нового Петра Первого, решительного реформатора, но с человеческим лицом. Вместо него мы получили ползучего Ельцина, который тоже не знал, что делать со свободой, и потому позорно запил. В поисках собственной безопасности Ельцин выбрал малоизвестного преемника.

На арене — Великий Гопник.

После того, как мэр Петербурга Анатолий Собчак проиграл выборы в 1996 году, бывший разведчик оказался безработным и подрабатывал частным извозом — работал неофициально таксистом. Теперь внимание! В 1999 году он становится премьер-министром огромной страны, а в марте 2000 года — ее президентом.

Есть такая болезнь водолазов — кесcонная болезнь. Когда водолаза быстро поднимают со дна моря на поверхность воды у него буквально вскипает кровь. Нечто подобное испытал поднятый на мировой уровень Великий Гопник.

Я видел его на празднике в Кремле по случаю тысячелетия Христа в том же 2000 году. Он выглядел озадаченным. Борис Немцов рассказывал мне, как он явился к Великому Гопнику с целой авоськой писем интеллигенции, протестующей против того, что президент решил снова ввести в оборот слегка