Том 2. Учитель Гнус, или Конец одного тирана; В маленьком городе - Генрих Манн

на всякое ничтожество. Подумаешь, какой-то мужик не оказал вам почтения! Потому что мой брат самый обыкновенный мужик. В семь часов он заваливается спать, в час ночи выезжает в поле, а в десять, когда становится жарко, возвращается домой. Единственное его развлечение — перекинуться с соседями в картишки. При папской власти он ходил к обедне, теперь, натурально, бросил, но просвещенье так и не коснулось его. К выжившей из ума старухе Лучии-Курятнице он ходит узнать, какой будет урожай. Однако, — адвокат выпустил певца из своих объятий, — не будем отвлекаться по пустякам. Кавальере, время назрело! Господа, я вижу на Корсо священника.

Он сел, по-видимому ослабев от волнения. Кавальере тоже опустился на стул. Пережитые неприятности, должно быть, подкосили его. Он весь поник и только бормотал про себя:

«Я пятьдесят лет артист…»

— С ним баронесса Торрони, — сказал Полли.

— Он пользуется ею как прикрытием, — отозвался аптекарь.

— Ничего не значит. — Адвокат недолго усидел на стуле. — Я просто-напросто объясню баронессе, что у меня с этим священником…

— Он прощается, баронесса вошла в свой подъезд.

Старый певец вдруг вскочил как ужаленный.

— Меня его сиятельство граф Кавур самолично пожаловал в кавалеры ордена Королевской короны{27}!

Никто его не слушал. Адвокат стоял уже наготове. Увидев его, священник вздрогнул и стал было отходить, но адвокат бросился ему наперерез.

— Взят в плен, — констатировал аптекарь.

— Я, наконец, флорентийский домовладелец! — Кавальере Джордано в сердцах стукнул стаканом по столу. — Какое мне дело до всего этого убожества! Мой дом полон драгоценных реликвий, воспоминаний о славной карьере, подношений от государей и знатных дам…

— Дон Таддео, ваш покорнейший слуга, — послышался голос адвоката. Он снял шляпу и даже шаркнул ножкой. Священник ответил так же вежливо и пронзительно посмотрел на него воспаленными глазками.

— Несколько слов, дон Таддео, если, конечно, вы не возражаете! Тут с вашей стороны была допущена досадная оплошность…

— Никакой оплошности, сударь! — Видно было, что священник говорит через силу. — Речь идет о ключе, как я понимаю?

— Вот именно. И я в полной надежде на вашу лояльность…

— Разумеется. Но дело в том, что ключ окончательно заржавел и уже не годился. Я отдал его слесарю Фантапие, чтобы он сделал новый.

— А-а-а!

Вздох, вырвавшийся из груди адвоката, звучал отнюдь не хрипло. У него прямо-таки гора свалилась с плеч. Полли, Аквистапаче и лейтенант тоже сказали «а!» и «а!» подхватил баритон Гадди. Только Нелло Дженнари не сводил глаз с кавальере Джордано. Знаменитый певец после своей неудавшейся патетической сцены окончательно скис и выглядел стариком, откровенным стариком с отвислой челюстью, бессмысленно уставленными в пространство глазами и бессильными руками. Его юный товарищ, мрачно разглядывая эту печальную фигуру, думал:

«Собственно, зачем он здесь? Богатый, уважаемый человек на старости лет терпит унижение, потешая каких-то хамов в этой грязной дыре! Да, но он уже совсем потерял голос, в большие города ему путь заказан, а так как нашему брату без аплодисментов, очевидно, жизнь не в жизнь, то он и ждет их теперь от мужичья: мы надеемся пленить служанку, когда от нас отворачивается госпожа… Так мы и живем, бездумно плывя по течению, как и я плыл до сих пор: все с той же детской беспечностью, в каком-то нелепом опьянении, без якоря, не находя в себе мужества пристать к берегу. Пока однажды, в кафе захолустного городишки, где блохи буквально прыгают у тебя по ногам, не заметишь вдруг, куда ты скатился… Но я — нет, никогда я не дойду до этого! Я молод, всю свою жизнь я отдам Альбе. Она узнает, как я ее боготворю… Я совершу какой-нибудь невероятный, отчаянный поступок, геройский подвиг, и она станет моей… Нашел! Освобожу ее из монастыря! Вот когда она меня полюбит! Мы убежим. А потом бросимся к ногам ее деда… Или все это романтический вздор? Ну что ж, пусть я не буду обладать ею, зато ничто не помешает мне жить у ее ног. Безвестный крестьянин, я буду проводить все дни под стенами ее кельи. А может быть, здесь есть и мужской монастырь? По праздникам мы виделись бы в храме — она в белых одеждах, я в рясе инока, — смотрели бы в глаза друг другу и пели…»

— Где вы витаете, молодой человек? — раздался чей-то голос.

Кавальере Джордано уже пришел в себя и со снисходительной улыбкой смотрел на Нелло.

Обмен мнений между адвокатом и доном Таддео заканчивался. Группа наблюдателей, стоя полукругом, не спускала с них глаз.

— Так, значит, я буду в надежде, — сказал адвокат и с поклоном отступил на шаг.

— Как же, как же! Честь имею, — ответил священник и в свою очередь поклонился, продолжая держать свою скуфейку в руках.

— Всегда лучше договориться, — продолжал адвокат и отступил еще на шаг.

А дон Таддео:

— Не должно ненавидеть братьев своих.

— Я совершенно того же мнения, ваше преподобие. Мое вам нижайшее! — И адвокат в последний раз дрыгнул ножкой.

Когда он вернулся, пот лил с него ручьями, глаза застилал туман. Среди наблюдателей цирюльник Бонометти с удовлетворением сказал:

— Ну и задал адвокат попу!

Жена пономаря Пипистрелли стукнула клюкой о тротуар.

— Сказал тоже! Это дон Таддео задал адвокату.

Мальчишки, засунув два пальца в рот, пронзительно свистели вслед священнику, а когда он оглянулся, принялись с невинным видом забавляться чем-то на земле.

— Ишь ты, хвост поджал! — сказал аптекарь, даже не понизив голоса. — На слесаря кивает!

— Известное дело, их только припугни хорошенько… — сказал Полли.

— А ведь вы, адвокат, разговаривали весьма уважительно, — съязвил Камуцци. — Священник не может пожаловаться.

— Кто, я разговаривал уважительно? Да я ему всю правду выложил. Конечно, такой обмен мнений требует элементарной вежливости…

— Зря только ты назвал его преподобием, — сказал хозяин табачной лавки. — Ведь он не титуловал тебя превосходительством!

— Что вы ко мне пристали? Не беспокойтесь, он не мог не почувствовать в каждом моем слове убийственную иронию. Он ясно понял, за какого подлеца я его считаю. Будь у него совесть чиста, никогда бы он так передо мной не пресмыкался. Да он дрожал как осиновый лист и, чуть завидев меня, готов был пуститься наутек.

— Что верно, то верно, — поддержал его баритон, а за ним и остальные.

— Ну, значит, победил адвокат! — подвел итог лейтенант.

Аптекарь Аквистапаче хватил кулаком по столу.

— Браво, адвокат! В тот день, когда он выдаст ключ, считай за мной две бутылки А…сти, — закончил он уже на другой ноте и незаметно убрал руку со стола. Из аптеки, накинув черный платок на голову и плечи, вышла его благоверная. Смерив мужа