День бумеранга - Кристофер Тейлор Бакли

– Гидеон! Простите, что раньше не перезвонил, – сказал Бакки. – Я занят, как… – Он хотел продолжить: «…как одноногий на чемпионате по поджопникам», но решил не говорить такого «его преподобию». – …как не знаю кто. Как дела? Как самочувствие?

– Спасибо, все хорошо, – ответил Гидеон. – Я счастлив, что наконец-то слышу ваш голос, Бакки.

– Я все понимаю, все понимаю. Глубочайшие извинения. Глубочайшие. Итак, комиссия закончила работу.

– Я бы предпочел более четкую осуждающую формулировку. Но в нашем несовершенном мире «необходимо дальнейшее изучение» – это уже победа.

– Не для протокола: нам пришлось здорово поработать со стариком Баскомом. Не удивляйтесь, если он на днях будет назначен в совет Федерального резервного банка.

– Ох-ох-ох… – посетовал Гидеон. – Насколько же отличаются действия правительства от того, что пишется в детских книжках. Отцы-основатели, наверно, горько плачут на небесах.

– Я рад, что вы позвонили, Гидеон. Вы нам будете очень нужны. Впереди – тяжелая борьба.

– Могу себе представить. Я видел последние рейтинги. Тридцать один процент. Ох-ох-ох. Уж не исторический ли это минимум для президента, идущего на второй срок?

Бакки кашлянул.

– Нет, нет. Но, конечно же, это не те цифры, какие мы хотели бы видеть. Именно поэтому мы на вас очень рассчитываем. Чтобы вы донесли до публики наши идеи.

– Какие идеи конкретно?

– Не мне вам говорить. Наши идеи – это ваши идеи. Сильное моральное руководство в нелегкие времена.

– Да, конечно, это одна из полезных формулировок. Полностью согласен. И это подводит меня к тому, ради чего я позвонил…

Бакки застонал про себя. Вот оно. Начинается. Не сказать ли, что меня срочно вызывает президент?..

– …Мемориал.

Черт, опоздал.

– Президент уже обозначил свою поддержку, Гидеон.

– Да. Но очень зыбко обозначил. Напоминает дымовые сигналы, которыми обмениваются индейцы в ковбойских фильмах. Я рассчитывал на нечто более, скажем так, осязательного свойства.

– Гидеон…

– Бакки…

– Войдите в наше положение. В этом году выборы. Состояние экономики – наихудшее с двадцать девятого года. Разумеется, по причинам, не зависящим от президента. Конъюнктура вялая, как осенняя муха. Госказна дала большую течь. Мемориал сорока трем миллионам, извиняюсь, зародышей, – Бакки вздохнул, – это, мягко говоря, вопрос не первой важности сейчас. Но обещаю, что сразу после выборов мы… это осуществим… так или иначе.

– Ладно, значит, тогда и поговорим. Сразу после выборов. Тем временем я сообщу сорока трем миллионам взрослых людей с правом голоса, поддерживающих жизнь, что им следует поискать другого кандидата, убежденного, как они, в нерушимой святости человеческого существования.

– Гидеон…

– Всего вам хорошего, сэр.

Гидеон непроизвольно потянулся к золотым часам. Их по-прежнему не было.

Бакки вошел в Овальный кабинет шаркающей походкой, со всей живостью душевнобольного, накачанного психотропными. У президента, когда он выслушал его, вытянулось лицо.

– Это еще что за херня! Мы, можно сказать, для него всю эту комиссию сварганили, а потом позаботились, чтобы старый зануда Баском всех усыпил выводами, – и какого теперь ему хрена нужно?

– Мемориал, – объяснил Бакки. – Похоже, он хочет поставить его рядом с мемориалом Франклина Рузвельта.

– Ну нет. Фигушки. Держи карман. Никаких зародышей в центре столицы. Чтобы этим запомнилось мое правление? Сторонники абортов и женские группы живьем меня слопают. Скажи засранцу Гидеону Пейну, чтобы катился куда подальше… Нет, отставить. – Президент потянулся к телефону. – Я этому толстомясому святоше сам все объясню!

– Мистер президент, – сказал Бакки. – Оставьте, пожалуйста, трубку в покое. Не стоит орать на человека, контролирующего миллионы избирателей.

– Как мне это надоело! Просто рвут на части. Дай, дай, дай – вот и все, что я слышу. Круглые сутки – дай, дай, дай. Я эти сорок три миллиона зародышей запихну ему в задницу! И уверяю тебя – места там хватит.

Бакки позволил президенту еще немного побесноваться, потом, шаркая, вышел из кабинета и позвонил Гидеону.

– Я обсудил с президентом ваше предложение, – сказал Бакки, – и он всей душой за то, чтобы соорудить мемориал здесь, на Молле.

Хотя Бакки не тянул с этим звонком, он все же малость опоздал. Произнеся коротенькую, но яркую речь о том, как предложит своим сторонникам поискать другого кандидата, Гидеон вдруг проникся мыслью, что ему самому следует выставить свою кандидатуру. Почему бы и нет? Баллотировались и менее достойные люди – и, черт возьми, порой даже побеждали. Он, скорее всего, не победит, но сам процесс обещает быть увлекательным. К тому же это должно благотворно подействовать на гонорары за выступления.

– Что ж, – сказал Гидеон Бакки Трамблу, – спасибо за согласие. Передайте президенту мой горячий привет и скажите ему, что мы непременно встретимся осенью на дебатах.

– Осенью? – переспросил Бакки. – На дебатах?

– Дебаты перед президентскими выборами обычно осенью происходят, – объяснил Гидеон. – Хотя мы, я полагаю, схлестнемся раньше – на первичных в Нью-Гэмпшире и Айове. В феврале в Нью-Гэмпшире, наверно, собачий холод. Не мой климат, конечно. Я южный человек. Но что делать, приходится идти на жертвы. Видимо, мне понадобится теплый пуховик от этой северной торговой фирмы – как она называется? «Л. Л. Бин»? Всего вам хорошего, сэр.

Касс подала Ранди идею объявить, что он идет в президенты, у здания Администрации социального обеспечения в Вашингтоне. Они с Терри написали ему речь.

– Это здание позади меня, которое в прошлом было символом соглашения между народом и правительством, ныне являет собой символ измены правительства своему народу, подлинное вместилище стыда и пустых обещаний. Американцы, которым еще нет тридцати, могут видеть в нем новую Бастилию – тюрьму, где гибнут все их надежды на светлое будущее.

В кульминационный момент Ранди дал группе молодых людей (отобранных, по правде говоря, за яркую цветущую внешность) огромный плакат, где крупными буквами было написано:

СЧЕТ

Плательщик: Американцы до 30 лет

Получатель: Бэби-бумеры

Назначение платежа: Пенсии и льготы

Сумма: 77 триллионов долларов

ОПЛАТА ПО ПЕРВОМУ ТРЕБОВАНИЮ

Правительство США

Ранди был всем этим чрезвычайно взволнован. Он хотел вставить фразу: «Бумерские пенсии превращают вас в поколение экономических инвалидов!» После чего он должен был наклониться, отстегнуть протез, взмахнуть им и воскликнуть: «Меня тоже американская политика сделала инвалидом, так что я понимаю ваше положение!»