Улитка - Эльга Мира

– Но он же…

– Гомосексуалист. И что?! Дети не редкость и в таких случаях, – Джудит криво усмехнулся. – Моя мамуля любила экстравагантные развлечения. Эдакая богемная штучка, вечно под кайфом и с бесчисленным количеством мужиков. Иными словами, обычная потаскуха. Лозунги, философия… Полный бред! – Он нервно повел головой. – Чересчур много свободы для неуравновешенной экзальтированной бабенки, слишком привлекательной, слишком метущейся. Она разменивала себя направо и налево, проматывала деньги, прикрываясь глупыми идеями шестидесятников, к которым в сущности-то и не принадлежала вовсе. Блие, Витинг, Батай – вся эта херня кружила ей голову. Хотя, думаю, всему виной были ЛСД и кокаин. В общем, эта пустышка носилась между Римом, Парижем, Венецией и Веной, как сумасшедшая. Никогда не могла усидеть на месте. А меня либо оставляла у очередных дружков с сомнительной репутацией, либо таскала с собой, что было не менее омерзительно. Постоянные вечеринки, пьяные или обдолбанные торчки.

Джу говорил с отчаянным ожесточением, сжав кулаки. Красивое лицо исказилось в неистовой злобе.

– К девяти годам я знал все разновидности наркотиков. Старушка Софи имела отличный опыт в этой сфере. В свои двадцать восемь она была настоящей профессионалкой по забегу на длинные дистанции с особо утяжеляющими! Если бы эта сучонка не передозировалась однажды своим дерьмом, неизвестно, где бы я был сейчас.

Джудит курил сигарету за сигаретой, стараясь совладать с собой, но воспоминания, видать, зажали его в тиски, и дрожь пальцев была тому подтверждением.

– С Энрико они познакомились в Италии, и она тут же потащила его за собой в Вену. Надо сказать, мужики велись на нее, как полоумные. Геи не были исключением. С ними она любила светиться в обществе, бравируя своими свободными нравами. В тот период это не сильно поощрялось. Но ведь моя маман была вне всяких правил. Любая провокация возбуждала ее! Понятия не имею, как Энрико удалось не стать просто очередной секс-игрушкой из ее коллекции. Видать, что-то между ними все же промелькнуло, раз она оставила от него ребенка. Кстати, в молодости он был настоящим красавцем… Идя по жизни врозь, они в то же время не разлучались. Не знаю, почему Софи запретила ему признаваться в отцовстве. Возможно, это была единственная здравая идее в ее обдолбанной башке. Хотя вряд ли – раз она, решив подшутить над их отношениями, просто взяла и назвала меня женским именем! Идиотке даже в голову не пришло, как мне жить с этим дальше! Но я принципиально не поменял его, чтобы ей никогда не успокоиться. Вот такая чушь в виде истории.

– Сколько тебе было лет, когда она умерла? – спросила я осторожно.

– Почти одинадцать… Неплохо начата жизнь, а? «Мамочка, мама, просыпайся!» А мамуля уже видит совсем другие сны… Меня воспитывал Энрико. Надо сказать, он был хорошим отцом, даже не подозревая об этом. В те годы он еще не превратился в сентиментального педераста, каким стал сейчас. Глядя на его любовников – красивых сильных парней, я думал, сколь удивительно серьезно любят друг друга мужчины, как обреченно выглядят их чувства. Все они представлялись мне детьми, брошенными никчемными матерями. Конечно, я встречался с девушками, но мысли о сексе с ними казались мне отвратительными и извращенными. Весь женский пол в своем постоянном желании трахаться, сосать, извиваться червями напоминал мне мою сумасбродную мать.

Он помолчал.

– Вместе с тобой в мою жизнь пришло новое ощущение женщины. Впервые во враждебном существе напрочь отсутствовала дурацкая жеманность вертихвосток. Ты спрашиваешь, что я чувствую, переспав с тобой? Что я должен тебе ответить?! Я гей, им и останусь, но наши с тобой отношения – это маленькая шкатулка, в которой хранится нечто самое драгоценное. Все эти годы мне удавалось сосуществовать с тобой рядом, не углубляясь в свои ощущения по поводу твоего женского начала. В тот вечер, когда ты раздвинула передо мной ноги, все изменилось. Меня словно отбросило назад. Точно так, вульгарно, я имел честь лицезреть женскую промежность лишь однажды. И она принадлежала моей матери…

Он опустил голову вниз. Я боялась даже шелохнуться.

– В тот момент она так напилась, что абсолютно ни хрена не соображала.. Когда я зашел в комнату, Софи валялась на диване, растопырив ноги. На ней не было ничего, кроме короткого халата. Сначала я даже не понял, что увидел! Зато когда до меня дошло – я даже описался от унижения и стыда. Черные волосы на ее лобке были коротко обриты, а половые губы слегка раздвинуты, как у тебя тогда, – Джу дерзко посмотрел на меня, ухмыляясь, от чего я зарделась, как помидор. – И вот удивительно. Две совершенно разные женщины, с разными характерами и судьбами, одинаково бесстыже раскрыли передо мной свое нутро, словно делать такие непристойные вещи – сущность любой женской натуры. Думал, ты умерла для меня, как и мать в тот момент. Ведь именно с того дня у меня не осталось к ней ни капли уважения. Она превратилась в дешевую шлюшку, как бы красиво ей ни удавалось вуалировать свою никчемную жизнь. После смерти Софи черты ее лица не всегда всплывали в памяти четко, зато картинка ее промежности не давала покоя мне долгие годы. Конечно, я пытался бороться с наваждением, но, поверь мне, не каждый может похвастать такой пикантной подробностью сыновьих воспоминаний. – Он нервно расхохотался.

Я в ужасе слушала его рассказ, временами покрываясь мурашками.

– В отрочестве мне много чего пришлось увидеть и пережить. Не буду вдаваться в детали. Все они слишком пошлы и омерзительны даже для такого беспринципного типа, как я.

Чувствуя во всем его рассказе явную параллель между нашими отношениями и связью его матери с Энрико, я охрипшим от волнения голосом спросила:

– Почему ты не сказал мне обо всем этом раньше?

– А что бы изменилось? Не легла бы со мной в постель?

– Я сейчас чувствую себя второсортной подделкой.

– Зря. Скорее это она была подделкой. За блестящей мишурой скрывалась пустота.

– Неужели ты так и не простил ее?

– Удивительно, но простил, – сокрушенно вздохнул Джу. – Я так долго копил в себе ненависть к ней, что даже Энрико не мог переубедить меня в обратном. Он говорил мне: «Твоя мама была прекрасной женщиной, почти королевой». «Потерявшей свою корону из картона», – огрызался я в ответ, а в душе страстно желал, почти бредил, чтобы однажды открылась дверь и она вошла в нее, такая же сногсшибательная и искрометная, какой была когда-то, до того, как спилась. Я и до сих пор этого жду.

Джу таскливо улыбнулся.

– Глупо, не правда ли?

– Нет, не глупо. Иди сюда.

Он забрался под одеяло и прижался ко мне, как ребенок.

– Если я способен полюбить женщину, то ей можешь быть только ты.

От избытка чувств я заплакала. Джудит сжал мое запястье.

– Прекрати. Не надо.

– Прости, прошу, прости меня!

– За что? Разве кто-то в ответе за ошибки чужих матерей?! – уткнувшись в подушку, прошептал Джу.