Танец маленьких разбойниц - Спаркли Хейтер

— Черт подери. Праведница Вэнди! Что ж, Лурдес[27]— самое подходящее для нее место. Повезло девчонке.

— Жиронд пригласил меня приехать к нему в Монпелье. Он будет учиться в университете и заниматься корридой, а я — изучать французский и писать. Последнее время я много пишу. — Хлоя смущенно потупилась. — Знаю, это похоже на безумие: я с ним едва знакома, и мы почти не можем общаться… Что нас связывает, кроме физического влечения? Ничего.

— Неправда, — Блэки тряхнула головой, — наверняка есть еще что-то.

— Хотелось бы надеяться, но я не уверена.

— Ты можешь представить себя и Жиронда лет через двадцать, тридцать, пятьдесят — в окружении детей и внуков? Симпатичный французский домик, увитая плющом веранда, благоухающий сад…

— Ну, таких четких видений у меня пока нет. Но однажды мы пошли с ним гулять на дамбу. В Камарге построена целая сеть дамб, они окружают соляные копи и раскиданные по берегу моря рыбацкие деревушки. Мы стояли на вершине дамбы и смотрели на расстилающиеся перед нами соляные холмы. От холмов поднимался туман, легкие белесые облачка, точно стайки привидений, и вдруг я почувствовала, вернее, увидела… что-то вроде дежавю, или, если хочешь, назови мое видение серавю — картинка из будущего, — я увидела саму себя на этом же месте через год, два, через пять лет…

— Ух ты, здорово. А если у вас ничего не получится, всегда можно сказать, что у тебя случилось затмение, или свалить неудачу на языковой барьер — дескать, между нами нет взаимопонимания.

— Вот и я так подумала. Когда еще у меня появится возможность приехать во Францию и влюбиться в красивого матадора? А в университет я всегда успею поступить. Верно?

— Конечно, какое может быть сравнение? Если ты сейчас променяешь Жиронда на университет, потом будешь сожалеть до конца жизни.

— Знаю. Думаю, я приняла решение еще до того, как он предложил мне остаться. Когда мы ездили к нему в деревню, бабушка Жиронда научила меня одной старой поговорке: «Vou mai pet en societe que de craba tou sour» — это провансальское наречие, — пояснила Хлоя. — Немного грубовато, но точно: «Лучше пернуть за компанию с соседом, чем сдохнуть в одиночестве». Ты только не смейся, но, когда я это услышала, мне захотелось родить от Жиронда ребеночка, чтобы у бабушки был правнук.

— Боже мой, какая прелесть! — Блэки закатила глаза. — Хлоя, может быть, это и есть настоящая любовь?

— Может быть. Ты читала «Фиесту»?

— Терпеть не могу Хемингуэя. Слишком много романтики и мало юмора.

— И все же он написал неплохую книгу. Она заканчивается такой фразой: «Этим можно утешиться, правда?» У меня дурная наследственность и сумасшедшие предки, верящие в любовь с первого взгляда. Я понимаю, что совершаю безумный поступок, но…

— Хлоя, мне жаль, что мы с тобой ссорились.

— Мне тоже.

— Извини, я тогда наговорила лишнего. Вообще-то грабить прохиндеев было весело. У нас неплохо получалось.

— Угу. Как знать, вероятно, ты все же была права, когда сказала, что я превратилась в клептоманку. Я попала в какой-то замкнутый круг: преступление, стыд, раскаяние и новое преступление. Но теперь со мной все в порядке. Я твердо встала на путь исправления.

— Ну, зачем так категорично? Если с матадором ничего не получится, мы могли бы встретиться следующим летом и совершить марш-бросок по европейским курортам, где отдыхают доверчивые прохиндеи, — просто чтобы не терять навык. — Блэки выразительно похлопала себя по карманам. — Вполне возможно, что к тому времени у меня кончатся деньги.

Хлоя кивнула и на мгновение отвела глаза: она вдруг вспомнила о платиновых часах Боба Паркера и о тех пяти тысячах, которые утаила от Блэки. Ей даже пришла в голову мысль во всем сознаться.

Но Хлоя промолчала.

Она не ставила себе в заслугу спасение бедной филиппинской горничной, но и брать на себя ответственность за то, что обманула лучшую подругу, Хлоя тоже не собиралась. В конце концов, Блэки должна ей немало денег. Если уж на то пошло, эта лучшая подруга столько лет пользовалась добротой Хлои. «Будем считать, что мы квиты». Решение казалось вполне справедливым.

— Если у тебя кончатся деньги, — сказала Хлоя, — напиши мне. Я вышлю, сколько смогу.

Диане Бенхам предстояло решить немало проблем: предъявить судебный иск бывшему любовнику, а также уладить собственные отношения с правосудием и отбыть положенный срок заключения в швейцарской клинике для наркоманов. Но благодаря одной невинной шалости, в которой приняли участие друзья Дианы из «Парижской артерии», все проблемы уладились довольно легко. Напрасно Ян Дариус клялся, что не имеет отношения к позорной истории с инсценировкой самоубийства дочери английского лорда, поступок репортера из «Дейли сплэш» вызвал бурю негодований. Однако Диана, проявив удивительную снисходительность, обратилась к властям с просьбой простить Дариуса и не выдвигать против него никаких обвинений.

После публикации эксклюзивного интервью с мисс Бенхам Майкл Хэндл превратился в героя дня. Читающая публика пришла к единодушному мнению: Майк, как и подобает честному журналисту, с предельной откровенностью и неподдельной симпатией рассказал о своей героине, история трогает за душу и заставляет о многом задуматься. В дальнейшем, когда мисс Бенхам вернется из Швейцарии, Майк собирался сделать целую серию репортажей о ее новых благотворительных проектах, кроме того, они подписали контракт на создание книги. Все складывалось как нельзя лучше, похоже, в будущем их ждет долгая плодотворная работа. Майку нравилась Диана. Конечно, она очень молода, через две недели ей только-только исполнится восемнадцать, но для своего возраста Диана очень неглупая девочка, — бедняжка, за такую короткую жизнь ей пришлось пройти через столько испытаний. «Может быть, — подумал Майк, — если он пригласит Диану в ресторан, она не откажется отметить свой день рождения вместе с ним…»

Последний день своей жизни Папа Меджит провел в квартире любовницы, знаменитой болливудской актрисы Вианы Ната. Раньше он никогда не приходил к ней домой. Но это было раньше, до того как из любовницы Папы она превратилась в знаменитую актрису и до того как полиция начала методично отстреливать людей, работавших на семью Меджит, а собственные зятья Папы предали интересы клана…

Папе не суждено было узнать имя последнего предателя, сдавшего его полиции. О том, что в то утро он собирается к любовнице, знали только два человека — сама Виана и Амит, зять Папы и отец его единственного внука.

Полицейские открыли стрельбу в тот момент, когда Папа вышел из дома Вианы и направился к своему автомобилю. Вместе с главой мафиозного клана были также убиты его охранники: Рамеш, Бумеш, Толстяк Риши и Чота Пандит. Папа умер, так и не узнав, что случилось с его любимым Ганешем и красивейшим алмазом размером в пять карат, спрятанным внутри статуэтки. Алмаз имел одну характерную особенность: в центре камня была маленькая трещина, напоминающая цветок лотоса, за что алмаз и получил название Лотос.