Рыбари и Виноградари - Михаил Харит

Судьба обходится с людьми странно, иногда жестоко, а иногда с такой любовью и материнской нежностью, что поневоле соглашаешься: Господь любит нас и помнит. Бывает, что на тропинке найдешь кошелёк, но можно наступить на ядовитую змею…

Ольге не довелось насладиться безмятежной порой юности. Врачи поставили страшный диагноз в семнадцать лет, когда она училась на втором курсе архитектурно-строительного института. В её костном мозге появились клетки, которые стали бороться со всем остальным организмом, уничтожая его.

Родители сходили с ума — срочно нужна была сложнейшая операция. Знакомые советовали ехать в Израиль или в Германию. Выбор был сделан в пользу Израиля, поскольку у мамы там жила школьная подруга Инна, в 80-е годы уехавшая с родителями из России, но с которой они до сих пор переписывались. Та обещала помочь с жильём на первых порах.

Не прошло и недели, как Оля уже сидела в самолёте в обнимку с медицинской выпиской, ела шоколад и плакала. Слёзы лились рекой, а ведь ей категорически нельзя было волноваться.

По прилёте в Израиль все завертелось какой-то бешеной каруселью. Жаркий воздух аэропорта сменился горячим дыханием улицы, потом кожа ощутила ледяной кондиционер такси. Лента шоссе резала лесистые холмы, затем появились кварталы Иерусалима с аккуратными прямоугольниками невысоких домиков из светлого песчаника.

Дом, у которого они остановились, был близнецом целому выводку похожих корпусов, которые, как жёлтенькие цыплятки, сгрудились вокруг обширной клумбы с колючими кактусами, похожими на взбесившихся ежей-циркачей, залезших на плечи друг на друга по команде «Алле-ап!», и несколькими пальмами, чопорно тянувшимися вверх, вероятно, чтобы не уколоться о сумасшедшую компанию, резвящуюся у подножия.

Мама бросилась обниматься с полной, дебелой, весёлой и шумной женщиной, которую помнила хрупкой тихой девочкой с тощими блеклыми косичками.

— Совсем не изменилась! — заверяли они друг друга.

В первый момент встреча показалась Ольге нелепой и даже смешной. Но мама и тётя Инна, похоже, всё же смогли разглядеть друг в друге свою девичью игривую молодость. Они растроганно поддакивали, сентиментально охали, вспоминали какие-то имена.

Ольга подумала, что маме сейчас невмоготу оставаться наедине с отчаянием и страхом в ожидании завтрашнего дня.

В тесноватой иерусалимской квартире тёти Инны им была выделена малюсенькая комната, предназначенная для укрытия во время бомбёжек. Кроме двух кушеток, туда ничего и не влезало. Но это было неважно, поскольку весь следующий день пролетел в больнице, где консультации и анализы продолжались до вечера.

Уставшая и вымотанная донельзя Ольга не могла заснуть. За приоткрытой бронированной дверью убежища слышался монотонный говорок старых подруг. Потом мама вдруг затихла, и Ольга поняла, что она плачет.

«Вот как подкрадывается смерть», — думала девочка. Внезапно. Именно тогда, когда думаешь, что мир тебя любит и слушается, словно дрессированная собака. Стоит только скомандовать. Это была её тайна, о которой никто не знал. Вот уже несколько лет, как она открыла в себе удивительную способность достигать того, чего очень хотела. Ольга загадывала. Желание исполнялось, словно по волшебству. Хотя зачастую случались досадные накладки.

Например, в неё влюбился вожатый в пионерском лагере, но оказался редким козлом, и она потратила всю смену, чтобы тот отвязался. В другой раз захотела занять первое место в городской олимпиаде. Так и случилось, но при этом растянула лодыжку и пару недель ковыляла на костылях.

Оказалось, что желания требуют очень мелкой и подробной детализации, и следует постоянно контролировать своё «хочу».

Вот и сейчас она вспомнила, что прямо перед болезнью мечтала бросить надоевшую учёбу и уехать куда-нибудь за рубеж. Да хоть в Израиль, например.

«Вот дура, волшебница хренова», — ругала она себя.

Неужели эта маленькая комната в чужой стране станет последним земным пристанищем, мнимым домом, откуда она отправится прямиком в иной загробный мир, где наверняка не нужно будет учиться в школе, а заодно и бояться, стыдиться, страдать, и откуда будет казаться, что она никогда не была настоящей и живой?

«Господи, я не хочу умирать, я же не то имела в виду. Можно мне переписать своё желание или уточнить его? Можно я буду жить долго и счастливо? Пусть меня здесь вылечат, и я встречу свою любовь», — истово просила она кого-то на небесах. Судя по ответному молчанию, там то ли не возражали, то ли не слышали её отчаянных просьб. Ночь равнодушно зевнула жаркой раскрытой пастью, затягивая её усталое тело в галлюцинации беспокойного сна.

В следующие пару дней анализы подтвердили ужасный диагноз. В понедельник надо было ложиться в больницу.

Однако вечер пятницы принёс неожиданный оборот. Оказывается, в этот день после заката наступал Шаббат — еженедельный праздник, когда вся страна забывала о проблемах, зажигала свечи и садилась за праздничный стол.

Огонь полагалось зажигать женщинам. Ведь крохотные язычки пламени нежны, капризны и неподвластны грубой силе. Свечи красиво горели, все восторгались, но Ольга с тревогой прислушивалась к неприятному визгу тормозов, донёсшемуся с улицы. Затем где-то вдали раздались мужские голоса, грохот топочущих ног влетел в дом, пронёсся по лестнице, влетел на площадку. Вот громыхнуло за входной дверью, и, наконец, нечто большое и грузное ворвалось в прихожую и оттуда в комнату, оказавшись огромным парнем в армейской форме с автоматом за плечами.

— Шаббат-шалом! — страшно заорал он.

Ольга, как русская девушка, была плохо знакома с местными обычаями, но полагала, что в такой ситуации следует действовать универсально: ложиться на пол, закрывать голову руками и терпеливо ждать, когда тебя убьют или изнасилуют. Хорошо, что она не успела нырнуть под стол, потому что налётчик не принялся палить по присутствующим, а стал целоваться с тётей Инной.