Сироты на продажу - Элен Мари Вайсман

1924

Во второй половине ноября зарядил дождь. Ветер ломал ветки деревьев и кружил по лужайке в причудливом танце. Грязные потоки воды текли по тротуарам, собираясь в лужи на мостовых, и путь Пии к Хадсонам напоминал прогулку по джунглям. Обычно она отводила девятилетнюю Маргарет, восьмилетнюю Софи и шестилетнюю Элизабет в школу и неторопливо, с наслаждением вдыхая свежий воздух, шла пешком обратно, даже если сыпал снег. Но сегодня ей не терпелось поскорее вернуться в теплый дом. Ледяные капли били по лицу ливнем шрапнели, стучали по зонтам пешеходов и по козырькам детских колясок. Пия запахнула воротник пальто. К счастью, она была в перчатках, поскольку давно привыкла носить их в любую погоду по совету доктора Хадсона. Хорошо, что она не взяла с собой Купера, ведь пятилетние дети так легко простужаются.

Пия промокла и замерзла, а отвратительная погода как будто отражала ее сегодняшнее настроение. Пока девушка помогала миссис Хадсон готовить завтрак, доктор читал им вслух статью из утренней газеты о подписанном президентом Калвином Кулиджем новом законе об иммиграции. Документ ограничивал количество южных и восточных европейцев, арабов и евреев, допускаемых в страну, с целью сохранения американского идеала однородности и стабилизации этнического состава популяции. После этого на Пию напала грусть, которую она никак не могла стряхнуть. Возможно, новый закон напомнил ей о родителях, которые приехали сюда в поисках лучшей жизни, а нашли смерть. Или о ненависти сестры Уоллис к немцам, а значит, и о потерянных братьях, о том, как за последние пять лет каждая тропинка к ним приводила в тупик.

Несколько лет назад Пия и Хадсоны уже было решили, что нашли сестру Уоллис: доктор Хадсон тогда разговаривал с бухгалтером одной больницы, и тот обнаружил в документах сведения о сестре с такой фамилией. Но когда они приехали по адресу в другую часть города, им открыла дверь совсем другая женщина, которая никогда не слышала о своей тезке. Доктор Хадсон много раз звонил в приют Святого Викентия, чтобы узнать, не приходила ли сестра Уоллис за новыми детьми, но никто не видел ее с весны 1919 года. Она словно исчезла с лица земли, и это только подкрепило подозрения Пии о том, что Уоллис вела нечестную игру. Появление погремушки на крыльце так и осталось загадкой. Никто из работников ближайшего сумасшедшего дома никогда не видел такую игрушку, не сумели они и вспомнить безумную иммигрантку с младенцем; почтальон уверял, что посылку Хадсонам доставил не он. Жаль, что миссис Хадсон не расспросила Ребекку как следует, прежде чем выгнать ее. Раз прачка соврала насчет своего ребенка, она могла присочинить и о другом.

Через девять месяцев после начала кошмарной эпидемии, летом 1919 года, третья волна заболеваемости наконец сошла на нет. Воцарился хаос: записи о пропавших без вести детях, разделенных или вымерших семьях велись бессистемно. Сотни детей, слишком больных или слишком маленьких, чтобы помнить свои настоящие имена после разлучения с родителями, были отданы в другие семьи или высланы из города, порой по ошибке. Пия гадала, сколько раз сестра Уоллис воспользовалась неразберихой, сколько раз наварилась на сиротах и детях иммигрантов. И сколько других людей, помимо Пии, ищут теперь своих сыновей, дочерей, братьев и сестер. Ни в больницах, ни в приютах, ни в домах временного содержания не было сведений об Олли и Максе, и Пия считала, что только сестре Уоллис известно их местонахождение. Больше всего она боялась, что братья отправлены на поезде в другой город или, того хуже, умерли. Но до девушки доходили и обнадеживающие истории, дарившие надежду: например, одна женщина попала в больницу с инфлюэнцей, а когда поправилась и вернулась домой, обнаружила, что все ее трое детей пропали; и вот два года спустя она открывает дверь и видит на пороге одного из сыновей, которого держит за руку сотрудница Красного Креста.

Где бы Пия ни находилась — на рынке или в троллейбусе, в переулке или на людной улице, — она искала глазами светловолосых мальчиков лет шести с мамиными голубыми глазами и отцовским крепким подбородком. Но, как и сестра Уоллис, близнецы, казалось, просто исчезли с лица земли. Возможно, Пия гонялась за призраками.

Она до сих пор представляла, как они спят в тайнике родительской спальни, поджав ножки к распухшим животикам, — бледные нежные щечки, длинные пушистые ресницы. Знай она тогда, как все обернется, забралась бы в подпол вместе с ними. Вина за содеянное и невозможность найти братьев оставили в сердце кровоточащую рану, которая ныла от любого напоминания. И сегодня волна горькой памяти почему-то снова захлестнула девушку, вынесла на поверхность все ее страдания и потери.