Роман в письмах. В 2 томах. Том 2. 1942-1950 - Иван Сергеевич Шмелев

вот, почему еще. Ты пишешь: (10-го!) «мне стало так радостно и светло на душе…» Голубка! 10-го я сделал (писал тебе) чудесное открытие: именно — 10-го я — случайно! чуть-было не выкинул эти листки календаря Инвалидов за 37 дней — нашел на листке от 3-го сент. (день ужаса, чуть было не испепелившего меня, теперь-то я это вижу, и все именно так и говорят, ибо против меня, в 9 метрах упало две бомбы и разбило два дома, 3-ья упала за капитальной стеной, в 2 метрах! а 4 — где-то сзади, отчего сорвало входную дверь с замков) нашел _м_о_е_ — «Царица Небесная». Я писал тебе313. Но вот что еще, что я открыл только вчера (15-го) при свидетелях. Я писал тебе, что 3-го сент. Анна Васильевна как всегда пришла убирать квартиру в 2 ч. Я только что вернулся от Серова, завтракал у него. И вот, она что-то бормотала мне об «образке». Я не вслушался. Но в одну из поездок с дачи на квартиру я нашел на столе в столовой как бы гравюрку темно-коричневой туши (я плохо разбираюсь в этих определениях), словом, хорошо отпечатанную фототипию с картины Alessio Baldovinetti (1427–1499) — École Florentine — «La Vierge et L’Enfant Jésus»[106]. Размер 23–17. Подлинник в Лувре. Богоматерь удивительно чистый Лик! — над Младенцем, сложив ладони. Глава ее накрыта кружевным платом, а сверху шляпочка-коронка, как и у Младенца. Необыкновенно девственно-чистый Лик! Младенец в опояске. Так об этом «образке» говорила А[нна] В[асильевна]?! Я его положил на стол — справлюсь. И вот, вчера, когда у меня был один старый журналист С. В. Яблоновский-Потресов313а (писал в «Русском слове», в Москве), я вызвал А[нну] В[асильевну] и спросил: где Вы нашли этот «образок» — на улице, в парадном, на лестнице… и 3-го сент.? Она: «Здесь, на полу, у стола, к окну, 3-го сент. И подумала, что это слетело со стола, что это ваш „образок“». Я был изумлен! Как это могло случиться?!.. У меня никогда не было этой фототипии. Я ее видел, м. б., впервые в жизни. Ну, м. б. видел мельком в Лувре, в альбомах по искусству… Этого «образа», думается мне, я не знал. Никто не мог принести мне его. Ив? Не думаю. Я его видел бы… На столе в столовой он быть не мог, хотя там и лежали некоторые мои альбомы о России: Киев, Москва… Печеры… Лежал огромный альбом коллекции марок Ивика, но он тяжеленный и закрытый. Этого не могло быть. Юля _з_н_а_л_а_ бы. Но и она не знает. Как он мог попасть ко мне?! Залетел во время взрыва бомб?!.. Но вот что: деревянные жалюзи-шторы были опущены. Да, они были местами пробиты, но щели-то узкие, и только (у стола) в правом уголке можно просунуть два — три пальца! Остаются щелки между планками жалюзи, нормальные, но они… едва в миллиметр, чуть-чуть сквозят. А тут — влетел листок 23–17, он надломлен чуть наискось посредине, и с правой стороны надорван, надрыв в 8–9 см от средины влево-вниз. Я его склею. Затем: явно, что он где-то висел на стенке, без рамочки: в левом нижнем углу явный след круглой кнопки, крупной: так и осталось[107], и уголок вырван. Ясно: его сорвало! оторвало уголки справа — верх и низ, а в левом верхнем три дырки от гвоздиков или кнопок. Ясно: висел где-то в небогатой квартирке верующей католички. На оборотной стороне какие-то цифровые выкладки (французская манера цифр). Как он попал ко мне (в утро (?!)) 3-го сент.?! Чудесно, только. Его внесло ко мне _с_к_в_о_з_ь_ жалюзи! Не доктор же мне его занес, прибежавший через 3/4 ч. после взрыва? Мадонна на фоне холмов и извивающейся речки. Облачка. Ты найди этот снимок. Уверен: найдешь. Словом, и я, и С. В. Яблоновский были изумлены. А моя А[нна] В[асильевна] — нисколько! Будто так и надо. Но ты теперь сопоставь: слева, в моем кабинете, слева от стола, у библиотечных полок, над аппаратом radio — листок календаря (в то, 3-ье сентября), еще скрывающий отрывок моей «Царица Небесная»… а справа, в правой части огромной комнаты, где столовая, за аркой прямоугольной (без дверей) у стола на полу, вблизи окна (со спущенными жалюзи) — «Царица Небесная» — Св. Дева, о, Ц_а-р_и-ц_а! — Царица Света! — Странно, такое сочетание! Но я не достоин знамения, я смущен. Я верю — и не верю. Изумлен — и страшусь. «Не мне, не мне..! о, Господи!» И не смею отвергнуть… и _н_е_ смею — принять. Да будет Воля Твоя!

Хочу пойти в Лувр… Этот «образок» я вставил в рамку и повешу в святой угол. Как отнестись к сему? Чудесным представляется мне «явление» моего отрывка… в календаре 3-го сент. Еще более чудесным — и таинственным — это «явление» через Анну Васильевну. Вот эти оборванные уголки… — это же ясное указание на… «сорванность»..! Не будь этого… — ну, _о_т_к_у_д_а-т_о_ _в_ы_п_а_л_о… у меня же? Но у меня же не было!.. Не видал!.. Принесли, занесло… вихрем! Ее, Пречистую… ко мне, недостойнейшему. Оля, смотри в мое сердце, — так оно чувствует — н_е — _д_о_с_т_о_и_н_ _с_е_г_о! Не могу принять, и — приемлю, не смея, страшась глядеть на Лик. Чистыми молитвами чистой души — _д_о_п_у_щ_е_н_ до сего?..

Олюночка, больше, после сего, не могу уже писать. Этим и кончаю письмо. Сейчас 9 ч. 15 мин. Лягу спать. Болей нет. Сейчас выпил чашку чаю, съел две лепешечки и яйцо всмятку. А днем — пюре картофельное и манную кашку. Видишь — держу диету. Только бы снова за работу. Выправить «Лето Господне» и за «Пути Небесные». Во Имя Господа. Дал бы сил воспеть творение Его. Нежно-светло целую тебя, моя радость, моя воскресающая птичка! Будь сильная, веруй и надейся. Лучше согревайся! Берегись простуды! Носи шерстяные чулки. Я тоже люблю тепло! Все слишком нервные трудно выносят холод. О, Голубка! Светик! Солнце мое. Твой Ваня. Привет маме и Сереже.

[На полях: ] 13-го — под Покров был в церкви и служил благодарственный молебен Пресвятой Богородице и панихиду по родителям и моим дорогим отшедшим, было легко.

Оля, пиши всю свою жизнь, будто себе рассказываешь, и не думай, будь свободна!

Если бы ты хоть в ватке приложила духи «После ливня»! Я так и не знаю их.

Олюша, вырази сочувствие Александру Николаевичу Меркулову и его жене. У него в квартире разбило стекла, они были в подвале. Ему будет приятно! (сочувствие — его слабость).

Прошу отличную иконописицу нашу, Светлану Рышкову-Офросимову314, мою