Ловушка для Крика - Саша Хеллмейстер

улюлюкают, свистят вслед. Голова раскалывалась, из-под волос на лоб текла полоска крови. Он обернулся снова и разглядел среди бегунов Люка, Эдди, Тейлора, Майкла… последний был не слишком трезв, но это не мешало ему быстро двигаться.

Вик понял, что зря разглядывал их, когда споткнулся о лежащую на земле балку и боком полетел по склону неглубокого строительного котлована, кувыркаясь и переворачиваясь на земле. Наконец, он упал в самом низу, подняв тучу пыли: всё тело болело, проволочившись по жёсткой почве и камням. Теперь весь он был в синяках, порезах и ссадинах. Откуда-то сверху, кажется, очень далеко от него, послышался рой чужих голосов. Вик раскашлялся и, едва приподнявшись на локтях, дрожащей рукой ощупал себя, чтобы понять, всё ли в порядке. На миг его лицо накрыла тень. Он поднял взгляд и оторопел. Ему почудилось, это была тень огромной паучьей лапы, как душное напоминание ночного кошмара, который он всё никак не мог запомнить, но видел почти каждую ночь – паутина, в которой он бьётся, стараясь спастись, но всё без толку… Вик встряхнулся, и всё пропало. То была тень строительного крана.

В некоторых местах из вывороченной строительными ковшами земли торчала арматура: жутко повезло, что он не упал на неё, иначе – конец. Но от мыслей о везении Вика отвлекли:

– Эй, маскот!

Он застонал. Маскот – спортивный термин, символ и талисман команды, но когда так говорят об индейце, все знают, что имеют в виду нечто бесполезное, лишнее и ненужное. Короче говоря, пушечное мясо. Так его звали на каждой чёртовой тренировке, на подработке, на школьном дворе. Всюду. Он ненавидел до глубины души эту кличку.

– Маскот! Эй! – Люк стоял наверху котлована и махал рукой. – Крейн! Ты, ворона задохлая, оставайся там, сейчас мы к тебе спустимся… только никуда не убегай!

Ребята расхохотались. В темноте их голоса звучали особенно жутко, отдаваясь эхом от стен котлована. Вик утёр порванным рукавом куртки кровь со лба и, тяжело дыша, посмотрел на компанию. Парни искали способ спуститься по сыплющейся земле не кувырком, как Вик. Они смеялись и улыбались, они шутили и улюлюкали. Их улыбки были хищными и злыми. И Вик понял, что его непременно поймают и тогда не пощадят и не отпустят. Его идут бить, и бить будут больно и долго.

Бедро и плечо сильно болели. Он покачнулся, подошёл к склону и задрал подбородок вверх: ему по этой круче так быстро не забраться. Вик растерянно опустил руки. Его охватили слабость и дрожь, и он вспомнил, как ребята из команды по футболу в прошлом году налегли на него со всех сторон, чтобы он погрузился в бассейне под воду, с головой погрузился – и начал тонуть. Они держали его силой, даже когда он закричал там, в ядовито фильтрованном голубом безмолвии, и из его рта вырвались крупные пузыри.

– Смотри! Он боится. Ему страшно! – вопили они прямо сейчас, но Вику казалось, что они говорили всё то же в день, когда его топили.

– Да не бойся, пинто, мы просто немного поиграем с тобой!

– Не убегай, костяной томагавк!

Что-то заставило Вика снова посмотреть вверх, но теперь – на огромное двадцатичетырёхэтажное здание, ещё не сданное строителями, с краном, где стрелка отходила ко второму недостроенному корпусу. Тогда в его голову и пришла опасная мысль. Другого варианта всё равно не было. Он побежал к невысокому ограждению, перекрывающему вход внутрь, и, подпрыгнув, ловко уцепился за край стального забора, перемахнув через него. Правда, с забора он слетел уже кубарем, потому что оступился.

– Краснокожий! Погоди, ты куда так улепётываешь!

– Стой, трус!

Их было девять на одного, и Вик плевать хотел на их издёвки. Он бежал, потому что очень боялся боли и хотел жить. Вход был заперт, но дверь показалась ему хлипкой. Вик решительно взлетел по ступенькам и с силой ударился плечом в единственную преграду к спасению… И вынес дверь.

БАМ! – она слетела с петель. Вик прыгнул через ворох чёрных проводов, скупо выдохнул, щадя дыхание и горевшие лёгкие, и буквально взлетел на пролёт второго этажа, чувствуя, что ребята уже перелезли через ограждение. Они были очень близко.

Ещё несколько секунд – шум их голосов и топот ног гулко раздались в пустом строящемся здании. Местные говорили, что власть имущие в Скарборо отмыли на нём кучу денег. Вику всегда было на это плевать, а сейчас – подавно. Он пробежал по пустому коридору, подёргал одну из многочисленных дверей, но она была заперта. Он в отчаянии продолжил дёргать ручки в поисках места, где спрятаться, но в коридоре всё было как на ладони. Голоса становились громче. Тогда он выбежал на лестничный пролёт и помчался ещё выше.

Вдруг в окна полыхнула такая яркая молния, что на миг стало светло как днём, а затем дом содрогнулся до основания от гулкого раската грома. Вик испуганно вздрогнул и посмотрел вниз. На него в ответ взглянули искажённые бешенством лица, которые он посчитал пугающе одинаковыми, почти нечеловеческими:

– Ау-у-у-у-у! Улепётываешь, сучий сын?

– Спускайся, маскот! Потолкуем!

– Вот он!

Его охватил страх загнанного животного. Боль в висках отдавалась пульсацией, а сердце стучало с такой силой, что запросто могло выпрыгнуть из груди. Вик летел вверх, вверх, вверх, не разбирая дороги. Преследователи гомонили и торопились. Люк был в числе первых, как и Майк.

Задыхаясь, Вик остановился на восемнадцатом этаже и упал на перила грудью, устало глядя через один лестничный пролёт вниз на Майка. Тот оскалился. Стала видна чёрная щербинка между передними зубами. Майк сплюнул на пол:

– Ты заколебал драпать. Я думал, будешь как нормальный парень драться с нами, но нет – ты трус и ничтожество. Ты такой, да?

Не в характере Вика было убегать. Он покачал головой, отчаянно глядя на Майка, будто умолял его: «Прошу, оставь меня в покое. Одумайся». Весь этот год, особенно как Крейн из заморыша вырос, превратившись в крепкого парня, его жизнь была адом. В школе его колотили не переставая. Он знал, что ему никто не поможет, и пытался терпеть, потому что драться с ними всеми один уже не мог – и не очень-то умел.

Что он сделал бы им? И что сделает против девятерых?! Его сил не хватит, как бы ни хотелось размозжить им головы о камни, чтобы они больше никогда его не преследовали. Не двигались. Сдохли, мать вашу, сгинули! Все они!

Скрипнув от досады зубами, он поплёлся ещё выше, отчаянно стремясь к конечной точке, но не представляя, что будет делать дальше.