Проклятие Озерной Ведьмы - Стивен Грэм Джонс

этой глазури и измазал тут все ею, привлекая медведей, чтобы они совершили справедливость над людьми, защищая которых умерла его жена, тогда как она собиралась состариться вместе с ним.

Это неправильные мысли, но правильные или нет, результат один: резня.

И она еще не прекратилась.

Оторванная нога с остатками белой икры подкатывается к моему подбородку и останавливается. Справа от меня я под крики и шумы вижу, как медведь вырывает куски мяса, не знаю из кого, а потом рычит на другого медведя, проходящего мимо, его огромные лапы по-идиотски разъехались под ним, на окровавленной пасти гуляет подобие ухмылки, а глаза ищут новую пищу, новую жертву. Забудьте про кокаин. Этим медведям нужны сахар и кровь – они явно ничуть не похожи ни на акул, ни на волков, которые легко впадают в пищевую истерику. Если в воздухе стоит правильный запах, то вы можете далеко превзойти «Гризли 2», число жертв в фильме покажется просто смешным рядом с вашими достижениями.

Включая… черт подери.

Тифф?

Она встала на пути того медведя, у которого отобрал пакет Сет Маллинс. Она такая хрупкая…

Я морщусь, отворачиваюсь, но когда снова смотрю в ту сторону, то вижу медведя, который водит по земле носом, пытается определить, куда пропал сладкий запах.

– Тифф! Тифф! – шиплю я, пытаясь привлечь ее внимание взмахами руки.

Она смотрит на меня, словно пытается сообразить, где она, и… это невыносимо. Если бы она не постила бы свои дурацкие записи, это избавило бы меня от массы головных болей.

Но ее самопожертвование ничего не изменит, верно?

Нет, качаю головой я и опускаюсь на четвереньки, двигаюсь на кончиках пальцев четырех конечностей и тихонько обхватываю ее руками, держу так, наши лица совсем рядом друг с другом.

– Дж… Джейд, – говорит она с нервным смешком.

– Зачем ты взяла сюда Эди? – спрашиваю я у нее.

– Эди, – говорит Тифф, и то, как напрягается подо мной ее тело, говорит мне, что эта девушка, стараниями которой я попала в заключение за мое выпускное исследование, стоит спасения. Ее беспокоит ее обвинение, ее не заботит кровь, стекающая ей на лоб, подчеркивая ее левую бровь.

– Она с Фармой, – шепчу я, поворачивая голову, чтобы понять, не привлекаем ли мы нежелательное внимание медведя.

Тифф теперь забрыкалась подо мной, она хочет встать, чтобы… не знаю: сразиться с Фармой за Эди?

Я всем своим телом прижимаю ее к земле, киваю ей, как бы говоря: хорошо, что она состоит в офисе шерифа, у нее правильное сердце, и надеюсь, что ее следующий босс будет таким же хорошим, как предыдущий.

Словно она может понять что-то из этого. Но мое объятие она не может не почувствовать. Мое – ее смертельного врага.

– Лежи, лежи, – говорю я ей секунд десять спустя и прижимаю ее к земле, держу ее двумя руками за плечи, пока она не кивает, давая согласие лежать и не двигаться.

– Ты ее спасешь? – спрашивает она, и ее глаза наполняются слезами. – Я обещала… Бану, что с ней все будет в порядке, что она со мной, я… я…

Я слушаю Тифф, вперившись в нее взглядом.

– Если кто и сможет, – говорит она, подняв подбородок, – то только ты, Джейд. Всегда только ты.

– Я ее найду, – говорю я и скатываюсь с Тифф, оглядываюсь, прежде чем засеменить вверх на манер луговой собачки.

Я было понадеялась, что провела с Тифф достаточно, чтобы все немного успокоилось.

Нет.

Та же неразбериха, то же поле смерти, та же бойня.

Я поворачиваю голову в надежде увидеть Лету, но вместо нее вижу маленького мальчика, опускающегося с небес, слышу, как воздух свистит на сухой стороне плотины, и его явно достаточно для того, чтобы доставить сюда мальчика. А может быть, он просто зацепился за бетон, как Человек-паук, чтобы посмотреть, что тут происходит. Не знаю.

Он довольно близко, и я вижу, что это точно Йен Йэнссон. Пропавший младший брат Хетти. Он весь грязный, я вижу черные вены под его кожей вокруг рта и глаз, его длинные волосы запутаны и лоснятся, руки черны от крови, может быть, это кровь Фила Ламберта, может быть – Карла Дюшама, и на нем нет ничего, что подходило бы под название рубашки, какая-то рванина, едва на нем удерживающаяся, и я думаю, мяса в нем совсем не осталось. Что-то менее осязаемое.

Но его глаза, они настоящие.

Это имел в виду Стрелковые Очки, когда говорил, что Грейсону Брасту его имя больше не понадобится: Йена больше нет, он мертв внутри, исчез, теперь от него остался один голод.

Он прыгает и приземляется, двигаясь чуть медленнее, чем следовало бы, как кукла или жук, на плечи этого огромного самца медведя, который всей мордой погрузился в глазировку, отчего морда у него стала белой и сладкой.

Незваный гость заставляет медведя развернуться, он поднимает лапу, тянется ею к спине, но Йен такой маленький, и он так крепко вцепился в медвежью шкуру. А потянулся он так к медвежьей морде, потому что…

Он хочет эту глазурь? В этом все дело? Зачем маленькому мертвому мальчику сласти? Что могло вызвать у него такое желание? Он должен желать крови или мозги. Или просто бойню и резню.

Но он ищет… что-то сладкое?

И чтобы получить желаемое, он сворачивает набок голову этого гигантского медведя, слышно, как хрустят кости, и медведь начинает падать. Но Йен на этом не останавливается, и хотя медведь уже не оказывает сопротивления, продолжает откручивать ему голову, напрягается, пока в тот момент, когда медведь уже лежит неподвижно на земле, голова не отрывается и кровь из тела не начинает бить громадным красным фонтаном.

Йен держит голову, тычется своим носом в сладкую белизну, потом, словно укладывает блоки, кладет голову на надпиленное бедро медведя, находит положение, в котором она не падает, остается лежать.

И в этот момент из пыли и крика, пошатываясь, выходит женщина и вскрикивает, она падает на колени, снова кричит, но не от ужаса. От радости.

Миссис Йэнссон. Или… разведенка, Джейд, разведенка: мисс Йэнссон. Или какой уж там была, есть, ее девичья фамилия, я этого не знаю, и это не имеет значения. Имеет значение лишь то, что она распахивает объятия, ждет, чтобы ее маленький мальчик бросился к ней, но бросается к нему сама, она не думает ни о чем другом, кроме как о своей маленькой драгоценности, которая так долго отсутствовала и, вероятно, очень испугана.

– Нет, Навин! – вскрикивает Лета, прижимая к себе маленькую девочку с искалеченной рукой.

Навин Йэнссон.