Месть Крестного отца - Марк Вайнгартнер

— Что делаю?

— С волосами.

— Что с моими волосами?

— Ничего.

— Валяй. Что с моими волосами?

— Абсолютно ничего. Проехали.

— Нет, постой. В бухте, на ветру, должен ли я беспокоиться, если выгляжу как бомж? — Таракан обеими руками указал себе на голову. — Нет. Все на своем месте. В полном порядке. Но если подумать о моде, как знать? Почему некоторые парни просят портных, чтобы манжеты сильно выступали за край пиджака, а другие только чуть-чуть?

— Вижу, ты долго над этим думал, — заметил Ник.

— Так какого черта? — не отступал Момо. — Честно говоря, это как торговая марка, вот и все.

— Возвращаясь к твоему первоначальному вопросу, — сказал Ник, — уход в отставку человека такой величины против его воли не случался с тех пор, как Счастливчик Чарли ушел щипать травку, а это было много лет назад, так что у нас нет справочника, как себя вести. В день собрания пойдешь в свой клуб, чтобы я знал, где найти тебя, но, думаю, никаких проблем не возникнет. Если смотреть на мир глазами Майкла, ситуация ничем не отличается от той, когда совет директоров компании увольняет президента компании.

— Может, оно и так — кивнул Таракан. — Однако до сегодняшнего дня его семья — это и есть компания. Представь, что дирекция «Гетти ойл» послала ко всем чертям Поля Гетти.

Джерачи поднял брови.

— Что? — спросил Момо. — Знаешь, если мне запрещено прикасаться к гребаным газетам чокнутого Эдди до него, это не значит, что я их вообще не читаю. Чтобы стать хорошим consigliere, я…

— Не стоит оправдываться, — сказал Ник. — Работа уже твоя, ясно?

Таракан кивнул.

— Ладно.

— Кто наш гарант безопасности?

— Не знаю. Этим занимался Риччи Два Ствола.

— И до сих пор никаких известий, кого Майкл представит на должность consigliere?

— Никаких.

— Им должен стать или Риччи, или Эдди. Значит, они будут присутствовать, когда другие доны официально объявят о решении. Оба вполне годятся. Риччи — приспособленец, и это комплимент, а Эдди…

— Живет сегодняшним днем. Я знаю. Не представляешь, сколько раз мне приходилось слышать, как он разглагольствует о пренебрежении к прошлому и будущему.

— Даже если удар не явится неожиданностью для Майкла, хотя, судя по твоим словам, это не так…

— Майкл ничего не подозревает.

— А если и подозревает, как ему собрать достаточно многочисленную и могущественную поддержку, чтобы пойти против Комитета? Это невозможно. Это самоубийство.

Таракан поразмыслил и согласился.

— Делай я ставки, — сказал Момо, — бился бы об заклад: едва огласят решение, на стороне Майкла останутся только Аль и, может, Томми Нери.

— Бывший полицейский, подсевший на порнографию, и его племянник, жалкий наркоман. Об этих мы позаботимся.

— Порнография? — удивился Момо.

— Помнишь местечко в Сохо, которое я держал одно время? Нери был там завсегдатаем. В следующий раз при встрече посмотри ему в глаза и скажи мне потом, что это не изнуренный мастурбатор. В любом случае, если не найдешь волшебное лекарство от своих собственных пороков, ты заядлый игрок. Поспорим?

— Я уже реже делаю ставки, — сказал Таракан. — Да у меня особых проблем никогда и не было.

— Я и не говорю, что были. К чему такая щепетильность?

Момо кивнул.

— Ладно, — согласился Джерачи. — Как бы мне ни хотелось сидеть здесь весь день с удочкой без наживки и наблюдать за проплывающими лодками, меня ждут дела. Поэтому обсудим два вопроса — и вперед. Во-первых, я должен быть уверен, что ты никому ничего не рассказал.

— О твоем возвращении? Да я…

— Нет. Об устранении ублюдка руками Комитета.

— О нет. Ни душе. Ни Рензо, ни даже кузену Ладди, никому.

— Точно? Подумай минутку.

Джерачи не питал подозрений, он просто соблюдал доскональность во всем. Таракан, благослови Бог его душу, всегда выполнял приказы точно. Любой другой счел бы «минуту» за «пару секунд», а Момо задумался на все шестьдесят ударов сердца.

— Никому, — сказал он. — Несомненно.

— Ладно. Очевидно, любой мало-мальски соображающий человек задумается, не я ли заварил кашу, но пусть гадают. Не хочу, чтобы кто-либо, кроме тех, с кем я говорил лично, мог доказать, что эта идея первоначально пришла в голову не донам.

— Пойдешь туда без телохранителя?

— Я вроде как вообще туда не собираюсь. Буду ждать в сторонке.

Момо прочистил горло.

— Если захочешь взять меня с собой в качестве… как должностное лицо или просто охранять тыл, я почту за честь.

Ник едва сдержал улыбку. Нельзя, чтобы Таракан почувствовал снисхождение. Момо стал подкупающе предан.

— Я ценю предложение, — сказал Джерачи. — Однако придется держать тебя подальше от огня, пока Майкла не пошлют паковать чемоданы. Стоит им вычислить тебя, и ты труп.

Плечи Таракана поникли, он кивнул.

— Тогда возьми телохранителя. На всякий случай.

Ник уже думал об этом.

Вдали появилось черно-коричневое грузовое судно с либерийским флагом, донельзя похожее на тысячи тех, какими Джерачи пользовался для транспортировки наркотиков и других товаров в Америку. Сердце подсказывало: это и есть судно с контрабандой, входящее в док с ведома Страччи.

— Пошли сицилийца, — наконец сказал Ник. — Прямо с корабля. Ничего не говори до последней минуты. Пусть встретится со мной по другую сторону от ресторана. Дай минимум голой информации и… «беретту М-12». Если что пойдет не так, он выровняет счет.

«М-12» — хороший автоматический пистолет, выпускающий десять пуль в секунду и метко бьющий в цель с расстояния двухсот метров.

— Будет сделано, — кивнул Момо. — Что еще?

— Ладно. Этот Фрэнк Греко. Что нам о нем известно?

— Хороший человек, насколько мне удалось узнать. Любит броские драгоценности и одеколон, а если серьезно, все отзываются о нем с почтением. И ты прав насчет него и Черного Тони. Во всех общих делах Греко прислушивается к мнению старика. Он слишком зелен в Комитете, чтобы придумать что-либо умное, по крайней мере мне так кажется. Плюс ко всему никто не станет замышлять недоброе в миле от… как ее там, забегаловки «Джерри». Кстати, слышал, неплохое место и близко к побережью. В любом случае, думаю, он хочет, с тобой встретиться, чтобы никто не думал, будто он leccaculo[30]Черного Тони.

Момо, leccaculo Джерачи, произнес это с явным сарказмом.