История вместо математики - Геннадий Петрович Авласенко

голос, но мать почему-то даже не подумала просыпаться, а Настя почувствовала вдруг какое-то смутное, не вполне ещё осознанное, но, тем не менее, явственное какое-то беспокойство. Мать обычно спала очень чутко, даже в кровати, она всегда просыпалась от малейшего звука, от самого незначительного даже шороха, а тут…

Одно из двух: либо мать очень долго не спала, беспокоясь за Настю, либо, что вполне вероятно, она тоже приняла что-либо успокоительное… Это вполне объясняло необычное поведение матери, но, тем не менее, беспокойство не проходило.

– Мама – почти выкрикнула Настя, чувствуя как неосознанное это беспокойство постепенно уступает место какой-то вполне осознанной тревоге, – Мама! – закричала она что есть силы, – Да проснись же ты, в конце концов!

Мать вздрогнула, чуть пошевелилась и, подняв голову, посмотрела на Настю, а Настя, вся похолодев от охватившего её ужаса, поняла вдруг, что никакая это не мать! В кресле, едва различимая в тусклом свете ночника, сидела… Вероника! Сидела и смотрела на Настю… в упор смотрела своими тёмными, широко распахнутыми глазами и было что-то зловещее в этом пристальном её взгляде.

– Ну, здравствуй, Настя! – медленно и как-то отрешённо проговорила вдруг Вероника… голос её был странно глухим, хриплым и почти незнакомым, будто и не её вовсе голос. – Как ты себя чувствуешь? Хорошо?

– Вероника, ты! – Настя судорожно сглотнула, почувствовав вдруг, что дрожит вся какой-то мелкой противной дрожью. – Ты… ты живая?

– Я – мёртвая! – всё также хрипло и отрешённо проговорила Вероника. – А вот ты – живая!

Черты лица Вероники вдруг страшно исказились, хриплым гортанным голосом принялась она бормотать что-то быстро и невнятно. Настя не смогла разобрать ни единого даже слова, это был какой-то чужой язык, совершенно ей не знакомый… но что-то жуткое заключалось в незнакомых этих словах, в том, что Вероника бормотала их всё быстрее, всё яростнее. Слова словно сами срывались с посиневших её губ, срывались со зловещим каким-то клокотанием и были до краёв наполнены скрытой угрозой.

А Насте было страшно, так страшно, как никогда в жизни не было. Холодные капли пота, буквально выдавливаясь из кожи, медленно стекали вниз по её помертвевшему от ужаса лицу. Насте очень хотелось вытереть их рукой… и в то же время она боялась даже пошевелиться…

«Это сон! – мелькнула в голове спасительная мысль, – Я всё ещё сплю… а это всё мне только снится?»

– Я мёртвая! – жутко прохрипела Вероника, медленно поднимаясь с кресла… окровавленные посиневшие губы её вновь перекосила зловещая гримаса. – А вот почему ты живая?!

Вся похолодев от ужаса, Настя широко раскрытыми и почти безумными глазами смотрела на медленно приближающуюся к ней покойницу, на алые капли крови обильно усеявшие лоб, щёки, подбородок Вероники.

«Это сон! – в сотый, а возможно и в тысячный раз повторяла мысленно Настя. – Это всего лишь сон… мне необходимо только проснуться! Мне обязательно надо как можно скорее проснуться!»

Но она всё никак не просыпалась, а мёртвая Вероника была уже совсем близко… синие окровавленные губы её вдруг раздвинулись в жуткой ухмылке, обнажив длинные острые клыки. Знакомые черты лица покойницы стремительно изменялись, теряя всякое сходство с человеческим лицом… на окаменевшую от ужаса Настю смотрела теперь какая-то уродливая кошмарная маска. В довершении ко всему, запрокинув вверх мерзкую голову, страшное существо, бывшее некогда Вероникой, завыло вдруг по волчьи, и Настя, не в силах выдержать больше всего этого кошмара, тоже завопила что есть мочи, крепко зажмурив глаза. Ледяные руки покойницы сжали вдруг её горло и крик захлебнулся, перейдя в хрипение. И Настя поняла, что это конец, что спасения уже нет… и в то же самое мгновение она… проснулась…

И обнаружила, что вновь лежит в кровати, а на стене, над самой её головой, как и прежде тускло горит светильник.

«Так это был сон!» – с нескрываемым облегчением подумала Настя, снова закрывая глаза.

Сердце, бешено колотившееся в груди, постепенно успокаивалось. Это только сон… всего только сон…

После всего пережитого не хотелось даже думать. Хотелось лежать вот так целую вечность, просто лежать неподвижно с закрытыми глазами… не засыпать, нет, она боялась уснуть вновь и снова повстречаться во сне с только что исчезнувшим кошмаром.

Куда лучше просто лежать, наслаждаясь тишиной и покоем, и не думать… ни о чём вообще не думать…

Но мысли, всяческие ненужные сейчас мысли так и лезли в голову. Кроме того, было и ещё что-то, неосознанное, пугающее даже, этот червячок сомнения и тревоги точил Настю изнутри… и Настя всё никак не могла осознать, что же здесь не так, что её постоянно тревожит неосознанно.

Потом она вновь открыла глаза и сразу же поняла причину постоянной этой тревоги. Часы на стене по-прежнему показывали половину первого ночи (довольно странное совпадение со сном)… да и мать, как и прежде, спала, сидя в кресле…

Но ведь такого не могло быть, никак не могло! Всё это Настя уже видела во сне, в том страшном кошмарном сне, о котором не хотелось даже вспоминать. Как же могло всё это повториться наяву, да ещё в точности один к одному?!

Или она ещё спит, а всё это лишь продолжение того, прежнего кошмара?

Настя вдруг вновь почувствовала страх, Теперь она боялась всего: боялась этой обманчивой тишины в комнате, боялась темноты за окном, боялась спящей матери, которая, скорее всего, вовсе не была её матерью, а просто искусно притворялась ею…

Но время шло… и ничего ужасного в комнате не происходило. Еле слышно тикали часы-ходики на стене, слышно было и спокойное размеренное дыхание крепко спящей матери… а вдруг она и в самом деле окажется её мамой…а правда, почему бы ей ни оказаться Настиной мамой, ведь это так просто!

Но полной уверенности в этом у Насти всё же не было, а потому она лежала тихо, как мышка, боясь даже пошевелиться и лишь крепко прижимая одеяло к груди занемевшими от долгой неподвижности кулачками.

На книжной полке что-то вдруг зашуршало, зашевелилось… повернув голову в ту сторону, Настя пронзительно вскрикнула от страха, но тут же замолчала, судорожно зажав рот ладонью.

На полке среди книг сидел, невесть откуда там взявшийся огромный чёрный котище. Глаза его горели как два зелёных ярких фонаря… потом кот этот вдруг хрипло, протяжно мяукнул, зевнул, широко и угрожающе разинув красную свою пасть и мягко соскочил на пол. Настя в ужасе зажмурилась, но кот, не обращая на неё никакого внимания, направился прямиком к спящей матери, если это, конечно, была Настина мать.

«Это сон! – с отчаяньем и надеждой подумалось Насте. – Это всего только сон…