Рассвет никогда не настанет - Влад Райбер

Возможно, какой-нибудь отец решил прокатить своего ребёнка, но впереди было пустынно. Наверное, они уже давно здесь прошли.

Я шёл спокойным темпом, думал, как сегодня у меня дома соберутся родственники за столом, как мы будем есть знакомые с детства новогодние блюда, как ёлка будет мерцать огоньками. И от этих мыслей мне было легко и спокойно, пока мне на глаза не попался брошенный снегокат.

Он стоял посреди тропы, а ручка с верёвкой валялась в снегу. Ни отца, ни ребёнка поблизости не было. Я подошёл ближе и увидел, что большие и маленькие следы направлены в лес, а кроме брошенного снегоката на дороге ваялась детская синяя шапка с помпоном. Присмотревшись, я увидел среди елей ещё и мужскую чёрную шапку.

Всё это мне показалось странным. Я не мог представить, почему ребёнок и взрослый вдруг остановились тут, оставили снегокат и, скинув шапки, ушли в лес?

На много километров было тихо и пусто. Мне стало не по себе, но меня так и тянуло разведать, что тут произошло.

Я отстегнул лыжи от ботинок и пошёл по следам, пробираясь между плотных еловых рядов. В паре десятков метров от тропы в сугробе валялась детская мальчиковая куртка, чуть дальше взрослая, следы уходили глубже в лес.

У меня в голове не укладывалось, что могло заставить людей на морозе скидывать верхнюю одежду и куда-то брести. Возможно, они были чем-то отравлены, одурманены, им было плохо, их бросало в жар, и они в полуобмороке шли сами не зная куда. Я спешил незнакомцам на выручку.

Следы петляли от дерева к дереву. Те двое скинули сапоги и далее на снегу были отпечатки босых ног…

Я вышел на небольшую ровную поляну, посреди которой стояла единственная невысокая ель. Остальные деревья, словно расступились, оставив ей место.

У меня челюсть отвисла, когда я внимательнее взглянул на эту ёлку. Она была украшена человеческими органами. На ветках, как гирлянды висели розовые кишки, как игрушки на еловых лапах лежали большое и маленькое сердце, свисали лёгкие, и ещё что-то бурое… может быть, печень. И со всех этих «украшений» на снег капали густые капли крови.

Подальше на заснеженной поляне было два кровавых круга, а ещё немного дальше в неглубоком овраге лежали два бледных тела. Большое и маленькое… Кто-то выпотрошил людей на снегу, бросил трупы в овраг, и сверху донизу обмотал кишками ёлку, разложил органы на ветках.

Я вспомнил о маньяке. Мне представился одержимый безумец, который угрожал отцу и ребёнку, привёл их сюда, заставляя раздеваться по пути, а потом убил их.

Усилием воли, я заставил себя мыслить трезво. Мне нужно было мчаться в город, рассказать о том, что видел. Но, на свою беду, я заметил, что вовсе не один в этом месте.

Прямо за ёлкой кто-то сидел коленями на снегу. Я осторожно заглянул туда и увидел его… Голое, костлявое существо, почерневшее, как от некроза. У него из-под кожи торчали рёбра, лицо было сморщенное, жёлтые глаза, как два огонька, и редкая плешивая борода.

Это был Чахлый Дед, каким его описывали. Он сидел на коленях и таращил глаза на ёлку. Убитые люди были его жертвой еловому лесу. Как люди срубают ёлки во славу праздника, так и он делал обратное – отдавал деревьям человеческие жизни.

Я не хотел, чтобы он меня заметил, но было поздно. Сморщенный старик бросил на меня жёлтый взгляд и сразу лишил меня воли. Всё происходящее стало казаться мне сном. Страх куда-то исчез, я теперь спокойно смотрел на почерневшего деда, на ёлку, обряженную человеческими потрохами, на кровавый снег и на тела в овраге. Я был одурманен его взглядом.

Чахлый Дед поднялся с колен. Послышался хруст мёрзлых костей. Он смотрел на меня, а я смотрел на него. В голове билась только одна мысль, что деду будет мешать моя одежда, а я так не хотел доставлять ему неудобства…

Безобразный старик свесил руки. На указательных пальцах у него были длиннющие чёрные ногти. Два острых дугообразных когтя. Такими легко вскрывать живую плоть.

Мои руки сами расстегнули куртку, бросили её на снег. Не сознавая того, что делаю, я рухнул на колени, не торопясь стянул с себя толстовку вместе с футболкой.

Мороз щипал кожу, но не бодрил голову. Почерневший мертвец медленно шёл на меня. Я был расслаблен и спокоен. Чахлый Дед шевельнул длинными когтями на пальцах. Я расправил плечи, выпятил грудь и запрокинул голову.

Безобразный старик собирался распороть моё тело от горла до живота. Я знал это, но мне было всё равно. Мне казалось, что всё это не по-настоящему, не всерьёз, не повод для беспокойства. Я чувствовал безразличие и томился ожиданием скорой гибели.

Мысли двигались медленно, спокойно. Мне казалось любопытным: буду ли я чувствовать боль, буду ли в сознании, когда мои кишки упадут на снег? Увижу ли я, как из меня достают лёгкие?

Костлявый дед подошёл почти вплотную. Он оглядывал меня и не торопился начать. А я просто ждал, когда он сделает то, что собирался, и даже испытывал лёгкое нетерпение.

То же самое он сделал с тем мужчиной и его сыном? Кто из них был первым? Одного разделывали, а другой просто смотрел и ждал своей очереди…

Как и они, я был готов остаться в уходящем году навсегда. Принимал свою гибель, как должное. Но Чахлого Деда отвлекли отдалённые голоса.

– Сергей! Фима! Вы где? – кричали вдалеке.

– Серёжа! – послышался звенящий женский голос.

Я догадался, что это друзья или родственники ищут пропавших отца и ребёнка, чьи пустые тела теперь лежат в овраге. Мой разум никак не оценивал происходящее, пока дед не отвлёкся на голоса. Прислушиваясь к ним, он будто забыл обо мне и клонил ухо в ту сторону, откуда доносились крики.

– Фима, сынок! – кричала женщина где-то далеко. – Серёжа! Где вы?

Я сглотнул и вернулся в себя. Во мне снова открылась способность бояться за свою жизнь. Но я не бежал, я полз по снегу. Мне хотелось утащить своё тело подальше от того места, где его собираются разделать. Мне снова казалось важным сохранить его.

Чахлый Дед позволил мне уйти. Может, для него не имело большого значения, сколько людей принести в жертву лесу. Он собирался убить меня просто заодно, раз выпал такой случай.

Оказавшись на широкой тропе, я поднялся на ноги. В лыжных ботинках, голый по