Законы отцов наших - Скотт Туроу

Риторика Хоби перенасыщена эмоциями, однако у меня нет почти никаких сомнений в его правоте и в том, что большинство кандидатов в присяжные прочитают статью.

— Ваша честь, в самом деле, — завершает он, — как можно надеяться на объективный процесс? Я должен, я обязан, да у меня просто нет выбора!.. В общем, я ожидаю, что уважаемый суд отклонит обвинительный акт. — Громкое фырканье выражает его крайнее негодование.

Я прошу Мольто объяснить происшедшее. Дешевенький черный костюм и плохо причесанные, редеющие волосы придают Мольто весьма обыденный, непритязательный вид. Он выглядит изумленным.

— Судья Клонски, я не получал никакого уведомления об этом ходатайстве. Я явился сюда, чтобы участвовать в выборе присяжных. Я уже разослал повестки свидетелям. И вот в последнюю минуту…

Я решаю спасти Томми от него самого.

— Мистер Мольто, давайте начнем сначала. Соответствует ли сообщение истине? Собирается ли обвинение доказывать, что жертвой преступления должен был стать отец Нила Эдгара?

Томми делает глубокий вдох и растерянно оглядывается на Руди Сингха, который сидит за столом обвинения. На ламинированной поверхности стола отчетливо вырисовывается кружок света. В конце концов Мольто пожимает плечами.

— В общих чертах — да, — говорит он.

В зале слышится шум, в особенности среди репортеров, которые из чувства корпоративной солидарности не хотели, чтобы Дубински сел в лужу.

— Значит, если я правильно понимаю, отец подсудимого, сенатор Эдгар, выступит здесь в качестве свидетеля?

Мольто недовольно морщится. Как обычно, я задаю слишком много вопросов.

— Мы ожидаем, что он даст показания на стороне обвинения, — отвечает прокурор.

После этих слов на местах для прессы начинается настоящий ажиотаж. Сенсационная новость: папаша, занимающий высокое положение, должен дать показания против сына-убийцы. Где-то рядом звякают наручники.

— И в качестве человека, который должен был стать жертвой планировавшегося покушения, он — сенатор Эдгар — тоже не имеет возражений против состава суда? Несмотря на наше знакомство в прошлом? Вы поднимали с ним этот вопрос?

— Никаких возражений, судья. — Очевидно, Томми неукоснительно следует полученным инструкциям. Муллы в прокуратуре собрались и, посовещавшись, решили, что обвинителем при любом раскладе должен быть Томми, а судьей — я. Медленно, но верно я начинаю соображать, что ни та ни другая перспектива не слишком радует Мольто.

Я протягиваю руку с экземпляром «Трибюн» в направлении Томми.

— А теперь посмотрите на заголовок, мистер Мольто. Я не буду скрывать своего большого разочарования. Ведь и вы и ваше начальство прекрасно понимаете всю недопустимость подобных действий. Как можно давать материал в прессу, если вы знаете: кандидатов в присяжные еще не предупреждали, что они не имеют права получать сведения о деле из средств массовой информации? Вы ставите суд в затруднительное положение.

— Судья, как участник процесса я не вел с прессой никаких разговоров на эту тему, и мне неизвестно, чтобы кто-то с нашей стороны делал что-либо подобное. Могу вас в том заверить.

— Мистер Мольто, благодарю вас за объяснение. Разумеется, я принимаю его. Однако мы с вами взрослые люди и должны сознавать, что организатор утечки информации не будет просить у вас разрешения по телефону.

Репортеры находят подобное весьма забавным. Существует с десяток способов устроить утечку. Возможно, дохлую кошку в колодец подбросил какой-нибудь коп, имеющий отношение к этому делу, или кто-то из начальников Томми. Так или иначе, материал пришел в простом конверте без каких-либо надписей, и мы никогда не узнаем имя отправителя. В соответствии с законом о печати источник Дубински останется анонимным.

— Судья, защита располагала этой информацией, — говорит Томми. — У них были показания свидетелей. Наша теория очевидна.

Томми отличается настырным характером и не способен вовремя выйти из игры, хотя всем уже ясно, что он проиграл. Мое терпение истощается.

— Послушайте, мистер Мольто, неужели вы хотите сказать, что подсудимый посчитал бы выгодным для себя, если бы выборы присяжных состоялись в тот же день, когда обвинительный акт прокуратуры будет во всех подробностях опубликован на первой странице «Трибюн»?

В зале раздается очередной взрыв хохота, причем самые громкие рулады доносятся со стороны мест для репортеров.

— Res ipsa loquitur, мистер Мольто. Наверное, помните еще со студенческой скамьи?.. Эта вещь сама говорит за себя. Не так ли? Да, я уверена, что вы здесь ни при чем. Однако вам следует предупредить коллег, что в случае если нечто подобное повторится, будет назначено слушание. — Хмурый, притихший Мольто непроизвольно корчит кислую мину, выслушивая мое замечание. — Сейчас же я предлагаю, чтобы мы рассмотрели вопрос, как нам разрешить возникшую ситуацию. Согласны ли вы с ходатайством мистера Таттла отклонить обвинительный акт?

Руди Сингх встает с места и подходит к Томми. Он энергично нашептывает что-то ему на ухо. Очевидно, советует принять предложение и начать все сначала.

— Нет, — запинаясь, произносит Томми.

— Тогда какая у меня альтернатива, мистер Мольто?

— Судья, я не знаю. Мы пришли сюда сегодня утром в полной готовности к процессу. Я думаю, вам следует делать то, что мы всегда делаем. Приказать привести кандидатов в присяжные. Спросить их, читали ли они газету, а у тех, кто прочитал эту статью, поинтересоваться, не могут ли они выбросить ее из головы.

Хоби, конечно же, все это отвергает. Проблема, указывает он, состоит в том, что его подзащитный рискует оказаться жертвой предубеждения присяжных, сформировавшегося в результате халатного отношения прокуратуры к соблюдению служебной тайны, что привело к утечке информации. Хоби продолжает гнуть свою линию и требует отклонить обвинительное заключение. В молодости Хоби отличался претенциозностью, и в этом отношении его характер, как видно, не изменился. Никакой подсудимый, получивший публичную известность благодаря СМИ еще до начала процесса, — ни О. Дж. Симпсон, ни Джон Хинкли, который стрелял в президента США прямо перед объективами телекамер, — не мог добиться удовлетворения подобных правопритязаний.

— А что, если мы продолжим работу? — спрашиваю я наконец. Это то предложение, которое я ожидала услышать от Мольто. Через пару недель история будет забыта, и любая выгода, какую может получить обвинение в результате утечки, сойдет на нет.

— Ваша честь, — говорит Таттл, — оставляя в стороне личное неудобство — я прибыл из Вашингтона и уже обосновался здесь, — мой клиент имеет право на безотлагательное рассмотрение дела. Суд нельзя откладывать из-за грубой оплошности прокуратуры.

Искушенный Хоби знает, что преимущество на его стороне, и старается использовать его с наибольшей выгодой. Мольто, про упрямство которого ходят легенды, похоже, твердо решил не помогать никому: ни мне, ни себе. Он опять требует начать опрос кандидатов в присяжные прямо сейчас. Сингх стоит позади Томми, положив руку на рукав его пиджака, и явно не знает, что делать: стоять с Мольто до конца или отступить?