Самая страшная книга 2014-2025 - Ирина Владимировна Скидневская

– Да, – откликнулась Мари и уже по-русски обратилась к офицеру: – Это мой дядя. Они с тетушкой воспитали нас с сестрами. Только вот теперь он остался один…

– Один, один, – на ломаном русском языке прокаркал старик. – Не поднимется моя женушка… Злые, злые люди пришли с серебряными топорами, с крестами, с деревянными кольями…

– Не печальтесь так, дядя, – снова по-венгерски успокоила Мари, – мы не вернемся туда, где те злые люди. Да ведь уже и нет многих из них… А нас все больше.

– Да, больше, больше, – осклабился старик. – Ты становишься сильнее, Марица. Не тратишь время на обольщения, как прежде, притянешь – так не отпустишь. Жаль, твоя сестра пока не умеет так. А уж младшенькая-то и вовсе… – Он не договорил, только недовольно поморщился.

– Да, время тратить ни к чему, – кивнула Мари. – И сейчас – тоже. Нам сегодня еще на сцену.

Офицера поразило, как отвратительный горбун мог быть воспитателем Мари и ее сестер. Он уже почти сказал об этом вслух, но опомнился: ведь такие слова оскорбят ее!

Оглянувшись, Заряжнев увидел, как с разных сторон приближаются Александра, Шарлотт и Нерящев.

– Мари, а что здесь делают… они все?

Ответа не последовало. Старик тоже поднялся с места и пошел прямиком к офицеру. Но оказалось вдруг, что это уже и не старик, а человек совсем молодой, огромного роста и силы. Исчезли лохмотья, вместо них появился щегольской, но очень уж старомодный костюм. И таким странным было лицо этого человека… Бледное, с тонкими чертами, будто и красивое, но хищное не по-человечески. Черные как смоль волосы сменили недавние седые космы. А вот взгляд остался все тот же – острый. Глаза не просто блестят – светятся изнутри. Все ближе… ближе…

И тут Мари опять стала смеяться. Она смеялась, смеялась, и безумный хохот летел к небу, низко нависшему над площадью свинцовыми тучами.

Сережу искали до позднего вечера, помогали и друзья семейства Зорницких, и прислуга. Софья Михайловна и Натали крепились до последнего, но, когда наконец Сережа нашелся, рыданий сдержать уже не могли. Отыскали его в парке у цирковой площади, в полуобморочном состоянии, бормочущего в бреду про какие-то белые занавески и про грозу. Вызвали доктора. Тот заключил, что с мальчиком от перемены климата приключилась лихорадка, прописал холодные примочки на лоб и полный покой.

Только несколько дней спустя, достаточно поправившись, смог Сережа рассказать о случившемся. Прежде всего он честно признался, что сопровождал Заряжнева в цирк. Почему вызвался сопровождать, умолчал, хотя все и так поняли.

По словам Сережи, помогая Заряжневу найти среди «циркового лагеря» сестер Блохиных, он пошел между рядами кибиток и фургонов. Никого из циркачей видно не было. Вокруг сделалось необыкновенно темно, тишину нарушало тревожное лошадиное ржание. О странных видениях призрачных занавесей Сережа говорить не стал. Сам уже отнес это на счет лихорадки, которая, видно, тогда уже начала его одолевать. Впрочем, и из того, что мальчик считал действительными событиями, кое-что осталось недосказанным.

Блуждал Сережа долго. Вдруг неизвестно откуда появилась перед ним младшая из артисток, Ирина. Она была так ужасно бледна, что лицо ее, казалось, распространяло вокруг себя белое сияние. И голубое платье тоже словно светилось, от чего девушка была похожа на бестелесный мираж. Длинные черные волосы ее были распущены и струились по плечам, спадая до самого пояса, а глаза… В глазах Ирины скрывалась глубокая печаль, темная, страшная, неизбывная тоска переполняла их…

Сережа, и до того не имевший представления, что сказать Ирине при встрече, теперь вовсе онемел. Поймал ее взгляд – и будто нож вонзился в сердце, так поразила его печать тяжкого горя на юном лице.

– Уходи отсюда! Уходи сейчас же, слышишь? Беги, беги! – быстро зашептала девушка.

Голос ее шелестел в тишине, как листы старой пожелтевшей бумаги, как сухие осенние листья на ветру.

– Н-но… – с трудом выдавил из себя Сережа, – я ведь пришел ради вас… – Он еще не успел испугаться произнесенных слов, как Ирина закричала:

– Беги! Умоляю тебя! Я хочу избавить тебя от ужасной участи, от этой вечной не-смерти! Хочу спасти твою жизнь, но у меня нет сил! Нет сил… Я ничего не могу одна против них всех…

Крик девушки словно бы разрушил окружавший их нереальный мир. Она протянула к Сереже худые руки, голос ее вновь упал до шепота:

– Если не хочешь быть погубленным, проклятым навеки, сейчас же уходи.

Слова Ирины, и то, как она их говорила, и то, каким невыносимо горестным был ее взгляд, – все это потрясло Сережу до глубины души. Ему стало до того страшно, что он бросился бежать прочь.

Ирина за его спиной с криком отчаяния упала на колени.

Земля под Сережиными ногами ходила ходуном, сердце колотилось как сумасшедшее. Налетевший внезапно ураганный ветер трепал одежду и волосы.

«Найти выход, выход из этого фантастического лабиринта», – металась в голове единственная мысль. И лишь один раз Сережа обернулся, и тут ему померещилось совсем уж невероятное. Видимо, к тому времени лихорадочный бред сделался очень сильным.

К рыдающей и бьющейся в истерике Ирине будто бы подходили обе ее сестры, а с ними два старика, лицо одного из которых казалось отдаленно знакомым. И офицер Заряжнев, и еще какая-то девушка, а следом – люди в цирковых костюмах. Но на некоторых эти костюмы были старые и рваные.

Завернутые в черные плащи фокусники держали в руках куски разбитых зеркал, жонглеры – горящие факелы, силачи – тяжелые чугунные снаряды. Размалеванные клоуны щерили красные рты, в которых сверкало белое, острое…

И все как один, вся толпа, кричали: «Предательница! Ты опять предала нас! Предала наш род!» Следом за людьми, рыча, крались леопарды, неуклюже переваливались медведи, с громким шипением ползли змеи и, взбрыкивая в воздухе копытами, скакали лошади.

Картина эта представилась Сереже на миг, а отвернулся он, как раз когда надвигающаяся грозная лавина циркачей сомкнулась вокруг Ирины. Больше он не оглядывался, но слышал за спиной чей-то властный окрик:

– Нет! Достаточно! Представление заканчивается. Скоро наш выход.

После этих слов землю и небо сотряс оглушительный громовой раскат. Мальчика охватил такой ужас, что он не помнил, как нашел дорогу в парк.

– Как вы думаете, маменька, – спросила Натали, когда они с княгиней, выслушав сбивчивый Сережин рассказ, вышли из его комнаты, – что случилось на самом деле?

Софья Михайловна покачала головой:

– Думаю, он к этой девушке, Ирине, вздумал с признаниями подступиться, и она прогнала его от себя прочь, дерзким мальчишкой посчитала. А он уже был болен, да еще расстроился – вот и напридумывал невесть чего… Нет ведь перед цирковым шатром никаких фургонов. А для чего циркачам на свою же артистку нападать? И что это за «ужасная участь», что за «не-смерть» такая, прости господи? Ну а гроза? Откуда он грозу взял, когда и в помине никакой грозы не было? В бреду-то, Наталья, чего себе в голову не вобьешь. Вот мне Марфа Кузьминична рассказывала…

– А Заряжнев?

Тут княгиня только пожала плечами – ответить было нечего.

А офицера Заряжнева после того случая больше никто не видел, по крайней мере в местечке N*** на юге Франции.

* * *

Когда Сережа выздоровел окончательно, к Зорницким опять стали приходить гости.

Как-то вечером все снова собрались за чаем на террасе. Из знакомых, с которыми в первый раз обсуждали цирк, были только граф и графиня Лацкие да господин с незапоминающимся именем. Зато явились старая приятельница Софьи Михайловны, очень немолодая и очень знатная дама по фамилии Неверова, недавно прибывшая на курорт, и ее племянник. А еще князь Щепкин, приходившийся Зорницким дальним родственником.

Беседа опять обратилась к цирку. Любопытствовали все больше новые гости. Сами Зорницкие говорить на эту тему были мало расположены, Сережа и вовсе сидел молчаливый и хмурый. Но остальные этого словно не замечали.

– Знаете, – заметил безымянный господин, – меня очень заинтересовал этот… хмм… цирк. Давно коллекционирую сведения о таких вот странных феноменах.

– Чего же в нем странного, в цирке? – капризным голосом осведомилась Неверова.

– А вот, если бы вы там побывали, мадам, может, поняли бы. Здесь словами не объяснишь. Здесь – как бы сказать – ощущение…

Неверова проворчала что-то неразборчивое. А Натали Зорницкая тут же догадалась: наверное, господин этот (как же его имя?) почувствовал во время представления то же самое, что и она.

– Что за «ощущение» такое, мсье? – спросил князь Щепкин. – Расскажите-ка нам, будьте любезны.

– Извольте, – согласился господин. – Но только начать придется