Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская

Тамада

Обеденный перерыв начался с долгожданного сюрприза. Из отделения аналитической разведки позвонили и скромно сообщили: «Нашли вашего маньяка. В Интернете. Разрешите представить материалы?»

Марина разрешила.

Молоденький инспектор по особым поручениям едва не подпрыгивал от возбуждения. Группа аналитиков просканировала Интернет анализатором неупорядоченной текстовой информации. В результате был выявлен любительский сайт, где на одной из страниц перечислялись фамилии жертв по делам, которые вела Марина. И не просто перечислялись, а с датами и подробностями совершенных преступлений. Марина просмотрела распечатку и задумалась. Первое, что пришло в голову: маньяк вел дневник. Однако поспешных решений она старалась избегать.

– По личности пользователя что-нибудь есть?

– Все есть! Фамилия, имя, место учебы. Записи были защищены, Марина Львовна, их пришлось вскрыть. Там такое! За одно это надо в институт Сербского сдавать. Он же полный псих.

Полный псих Дмитрий Аистов учился не где-нибудь, а в РАПе, Российской академии правосудия. Дела это, впрочем, не меняло, и Марина велела трубить общий сбор следственно-оперативной бригады.

– Правовых оснований для задержания гражданина Аистова у нас нет, – сказала Марина, едва оперативники собрались, – но медлить, тем не менее, нельзя. Вот повестка: Аистов приглашается для беседы. Его необходимо разыскать и доставить, прямо сейчас. Далее: мне понадобится его личное дело из Академии правосудия и медицинская карта. Задача ясна? Приступайте.

Отправив группу, Марина принялась изучать распечатку. В деле, которое она вела, фигурировали четыре жертвы – Бестужева, Довгарь, Иванова и Коломиец. А в списке Аистова оказалось семь фамилий. Тренированная память следователя подсказала: где-то она видела полный перечень. Только где?

Личное дело Дмитрия Аистова принесли, прежде чем Марине удалось вспомнить.

Аистов поступил в РАП по квоте для инвалидов. Школу окончил с золотой медалью. Мать – пенсионер по инвалидности, наследственное у них, что ли? Отец неизвестен. Аттестационный тест: на вопрос-парадокс «Я необязательно говорю только правду» дал уклончивый ответ «может быть». На вопрос-предположение «Я испытываю постоянное желание заняться сексом с женщиной» откровенный ответ «да». Ого! Интересно, каким видом секса постоянно хочет заняться инвалид Дмитрий Аистов? И с кем?

Позвонили с поста, и вскоре в кабинет втолкнули самого Аистова. Не сказать чтобы он выглядел совсем убогим, но двигался неуверенно. И смотрел отрешенно.

Марина начала разговор издалека: дом, семья, нравится ли учиться, кем видит себя в будущем. Аистов отвечал неохотно, сидел, нахохлившись, зажав руки между коленями.

Он казался жалким, но Марина внезапно заметила, что парень искрит. Она вгляделась. От волос Аистова прыскали в биополе стрелки, но не голубые, как у ведуний, и не багровые, как у матерых колдунов, а темно-синие, почти фиолетовые. Подобного цвета Марине видеть не приходилось.

Вернулся пожилой сыскарь. Постоял, послушал. Недовольно поморщился – в оперативной работе он привык к жестким методам допроса. Шагнул к столу, схватил распечатку, рванул Аистова за ворот и сунул листки ему под нос.

– Ты где взял список?! – заорал он так, что Марина вздрогнула. – Откуда у тебя фамилии убитых?! Отвечать! Ну!

Аистов откинул голову и, моргая, смотрел на сыскаря. В его глазах не было страха – только недоумение и растерянность.

– П-почему убитых? И… к-как это г-где взял? Я их… Я их придумал.

В этот момент Марина с изумлением увидела, как над затылком Дмитрия, взметнувшись яростным огнем, невиданной призрачной короной заполыхало лиловое пламя биополя.

Жених

В детстве я мечтал стать художником. Мне очень нравилось рисовать портреты, я самозабвенно наносил на бумагу физиономии сверстников и таял от похвал: «ах, как похоже» и «у мальчика несомненный талант». Это продолжалось до тех пор, пока мои работы не упросили посмотреть модного в то время портретиста. Его приговор прозвучал весьма лаконично. «Мазня», – обронил маэстро, окинув старательно разложенные на столе акварели и сангины небрежным взглядом.

Для меня это был удар. Я больше не прикасался к кисти, но привязанность к портретам осталась. Я рисую их до сих пор. Только не художественные, а психологические. И в этом занятии дам фору кому угодно. Я составляю психологические портреты таких же, как я. Выходит просто замечательно, ведь материал я знаю досконально. И особенно хорошо у меня получается автопортрет. Думаю, что он непременно станет музейным экспонатом, так же, как и дневник. Автопортрет серийного преступника Макорина В. А., каково? Надеюсь, специалисты еще восхитятся тем, насколько тонко, изящно и профессионально он составлен. И тем, насколько тупы работающие в следственных органах идиоты, не способные разглядеть за автопортретом меня самого.

Итак, в мальчишеском возрасте я бросил живопись. Долгое время меня вообще ничто не занимало, я рос, учился как все, был в меру любопытен и в меру общителен. Так продолжалось, пока мне не стукнуло шестнадцать. А в шестнадцать я сделался мужчиной. Вернее, меня им сделали.

Ей было за тридцать. Соседка, портниха-надомница, отчаянная стерва и выпивоха, она приходила к нам поболтать с моей матерью и снять с нее мерки. А однажды, столкнувшись со мной на лестнице, зазвала к себе. Воспоминание о том, что произошло в провонявшей табачным дымом и дешевыми духами хрущевке, не оставляло меня долгие годы.

– Ты не по этой части, пацанчик, – сказала соседка после того, как долгих два часа пыталась нанизать себя на мой упорно теряющий возбуждение член. – Ну ничего, ничего, ты всегда можешь подрочить, так ведь?

Она заржала, и меня едва не стошнило. Я опрометью бросился вон.

Я избегал женщин долгие годы. Одна мысль о том, что могу услышать нечто подобное вновь, доводила меня до исступления. До тех пор, пока я совсем недавно, года два назад, не понял, что нужно делать. И тогда, наконец, успокоился.

Все оказалось тривиально. Надо просто-напросто доминировать. Самые гордые красотки становятся крайне деликатными и обходительными, когда, например, отрезаешь им грудь. Или выкалываешь глаза. Особенно если сначала слегка придушить…

Моя восьмая невеста необыкновенно хороша. Лучше всех предыдущих. Что ж, я заслужил такую, она должна достаться мне, и она мне достанется. Не сопливому слабаку, который в лучшем случае ею попользуется. А мне, тому, кто разделит с ней ее последние минуты. И наслаждение, которое она мне доставит, будет самым лучшим и самым важным деянием в ее жизни. Не говоря о том, что последним.

Я вышел из дома в десять вечера, из общественного автомата набрал ее номер. Проигнорировал предложение автоответчика оставить сообщение и повесил трубку. У моей невесты однокомнатная квартира в Свиблово, видимо унаследованная. Правда, жених я из разряда тех, кто на жилплощадь не претендует.

Через полчаса я повторил звонок. С тем же результатом. И еще через полчаса. Пятый звонок пришелся на полночь. На него также не ответили, и это означало, что свадьба, вполне возможно, состоится сегодня. Потому что наступил час, который издревле называют часом волка. Мой час.

Я завел машину и погнал в Свиблово. Через двадцать минут припарковался рядом с метро. Вылез наружу, сделал последний звонок. Вот она, улица Амундсена, и неопрятные, жмущиеся к земле торговые палатки вдоль нее. Райское местечко для тех, кто понимает.

Шафер

Сначала Митя решил, что его проверяют. Пора бы, третий курс РАПа, не заборостроительный техникум как-никак.

Однако вскоре пришло понимание, что не проверяют, а подозревают. Сначала встрепанный толстяк орал: «Ты ее убил! Зарубил топором! Признавайся, как убивал, гнида!» Когда толстяк устал и, отдуваясь, замолк, его сменила женщина в форме майора юстиции. Орать она не стала, а догадалась спросить, какая у Мити группа инвалидности. Митя назвал группу и даже продемонстрировал на ручке от швабры, что не может толком ее удержать. А уж топор тем более не поднимет, разве что примотает рукоять скотчем к запястью.

А потом Мите показали снимки – страшные, чудовищные фотографии изуродованных, мертвых девушек, и он узнал всех.

Теперь орал уже сам Митя.

– Я убийца! – надрываясь, кричал он. – Я их всех убил, каждую! На расстоянии. Сам придумал их, сам убил! Раскроил им топором головы, понятно вам?!

Женщина-юрист достала из сейфа Митину медицинскую карту.

– У вас группа крови другая. Впрочем, пробы спермы надо взять на всякий случай. Но это после, а пока расскажите нам, зачем вы составили этот список.

– Я хотел написать об этом, – Митя сник. – Выдумывал место действия, имена героинь. Записывал детали, которые приходили в голову.

– При каких обстоятельствах вам приходили в голову эти детали?

Никакая сила на свете не заставила бы Митю признаться, при каких обстоятельствах случались его видения.

– По-разному, – буркнул он. – Сегодня на лекции, например.

Следователь переглянулась с толстяком и подалась вперед:

– С этого места подробней, пожалуйста.

Его отпустили часов