Общество мертвых бойфрендов - Елена Станиславская

Даже у смертей бойфрендов. Даже у странных встреч. Даже у загадочных посланий.

Это все Ari или кто-то подобный.

А потом она услышала, как к шелесту воды примешался другой, возникший из ниоткуда звук. Варя узнала его: он был в квартире Чжан и сегодня в лифте. Белый шум. Сейчас он стремительно нарастал, забивая голову и наждачкой шоркая по нервам. Было сложно определить: рождается ли он внутри или доносится извне. Варя быстро закрутила вентили и огляделась, ища источник звука. Сердце, одурев, колотилось о ребра. Собственное отражение в зеркале, забеленном паром, казалось чужим. Варя мысленно приказала себе успокоиться, и тогда сквозь шорох отчетливо прозвучало:

«Ari не убийца. Ari – это я».

Голос принадлежал Юре.

Глава 12

Остаток ночи Варя провела на подоконнике, стискивая рукоять ножа и вглядываясь в пустоту. Свет горел во всей квартире, но не спасал от теней в углах и под кроватью. Не гарантировал, что в комнату никто не войдет. Что на пороге не появится мертвец.

Думать о голосе, прозвучавшем то ли снаружи, то ли изнутри, не было сил. Ужас захватил каждую клетку мозга и пробудил первобытный инстинкт: сиди в пещере, поддерживай огонь и зорко следи, чтобы не заявился чужак. А уж дышит он или нет, дело второе. Варя даже не вскрикнула, не пискнула, услышав Юрин голос. Это был новый, еще не испробованный вкус страха, который залеплял рот, словно кляп из гнилой ветоши.

Отяжелевшие веки зудели, а глаза сохли. Варя чувствовала, как увеличиваются интервалы между морганиями. Сомкнула веки, разомкнула. Сомкнула, задержала, разомкнула. Она и не заметила, как осталась сидеть с закрытыми глазами.

Скрючившись, Варя застыла на подушках и в следующий миг увидела себя со стороны. Она вновь распалась, но не на рациональную и впечатлительную версии, а на живую и мертвую.

Варя с трудом узнала себя, сидящую на подоконнике. Волосы потускнели и облезли, превратившись в куски истрепанной больничной марли. Кожа, желтая и сухая, обтянула кости. Безобразно заострился нос, глаза ввалились, а пересохшие губы побелели.

Варя-мертвец вызывала у Вари-наблюдателя смешанные чувства: ужас, жалость и брезгливость. Что-то подобное она испытала в катакомбах капуцинов в Палермо. Правда, тогда эмоции были слабее – все-таки рядом находились мумии чужих, давно умерших людей, а не своя собственная.

* * *

Та поездка стала для Вари случайностью. Отец и Чжан собирались улететь вдвоем в конце зимы, но у него сдвинулся график из-за скачков на бирже. Тогда отпуск совпал с семнадцатилетием Вари, и совесть велела взять ее с собой. А если уж брать старшую, то неправильно оставлять младшую. Заодно прихватили и Пашку – это Варя настояла, не праздновать же день рождения без единственного друга. Бабушка тоже поддержала инициативу: уж больно жалела Пашу после потери близких. С его дедушкой и бабушкой у нее были неплохие соседские отношения, построенные на любви к бриджу и чаепитиям.

Так Варя, Сара, Пашка, Чжан и отец оказались в одном доме на берегу Тирренского моря. Большое пространство позволяло им почти не пересекаться, и это всех устраивало. Отец снял не просто дом, а трехэтажную виллу с полным обслуживанием, включая шведский стол. Все спали в разных комнатах, ели в удобное для себя время и отправлялись кто куда. Сара и Пашка убегали на море, отец и Чжан ехали осматривать всяческие палаццо, а Варя оставалась одна под надежной защитой густых теней, которыми заливали террасу апельсиновые деревья и пальмы. Именно на террасе Варя и проводила бо́льшую часть времени. Она то спала, то читала, а иногда просто растворялась в моменте. Витали запахи еды и цветущих растений, а тишину прерывала итальянская речь. На веранде соседней виллы, по виду полузаброшенной, вечно сушилось пестрое белье и разгуливали по балюстраде кошки. Они вышагивали, точно модели по подиуму, и Варя подыгрывала им: снимала на телефон. И никаких тебе школы, художки, музыкалки. И никакой вечно взвинченной бабушки. И никаких больниц, куда можно и не таскаться, но разве докажешь…

До отъезда Варе казалось: куда бы она ни уехала, везде будет одинаково – тварь же не оставишь на передержку. Была даже злость на отца: не придумал ничего лучше, как потащить дочь в регион с пугающе огромным количеством солнечных дней. Однако гнев быстро отступил. Оказалось, болеть под пальмами все-таки приятнее, чем под натяжным потолком.

Вечером террасу занимали отец и Чжан с бутылкой лемончелло, а Варя присоединялась к Пашке и Саре. Они набивали бутербродами корзину, найденную в доме, и уходили на пляж, где ступни проваливались в белый мелкий песок, а вода простиралась до горизонта. Варя так и не увидела ее бирюзовой, как на фото, только темно-синей.

Оба поколения объединились всего раз – в день рождения Вари. Она предпочла бы проваляться до вечера, а отметить праздник простым пикником: море, звезды, вот бы еще развести костер. Но Сара возразила, что они и так каждый вечер зависают на пляже, отец тоже восстал против пикника и забронировал столик в ресторане. Оставалось решить, что делать днем. Всем было как-то неловко разбредаться и оставлять Варю одну, и Сара предложила посетить катакомбы капуцинов – главную достопримечательность Палермо. Воображение нарисовало Варе мрачные своды пещер, а когда Пашка спросил: «Там живут обезьяны? Ну, мелкие такие», добавило длиннохвостых зверушек, с криками прыгающих со сталактитов на сталагмиты. «Паш, ну ты тупень». – Сара закатила глаза и объяснила, что капуцины – это монашеский орден.

Впятером они загрузились в арендованную машину, за руль села Чжан. В зеркале заднего вида отражалось ее хмурое лицо. Она вела на удивление невнимательно и дергано, так что отец сделал ей замечание. Варя подумала, что мачеху нервирует русский язык: Сара с Пашкой без умолку болтали и шутили, а Чжан не понимала ни слова. Должно быть, она чувствовала себя некомфортно. А может, просто не до конца разобралась с итальянскими правилами дорожного движения. Их арендованный порш то осыпали сигналами, то подрезали.

О том, что представляют собой катакомбы капуцинов, знала только Сара, но никому не сказала. Сестра всегда любила устраивать сюрпризы.

Вся компания один за другим спустилась в подвал с облезлыми грязно-белыми стенами, завешанными каким-то темным тряпьем. Ничем не пахло, разве что пылью. Варя заподозрила неладное, когда услышала от Чжан, идущей впереди: «Холи крэп!» Обычно мачеха не употребляла крепких выражений. Выглянув из-за широкой Пашкиной спины, Варя поняла: то, что она вначале приняла за тряпье, на самом деле было