Крыси-мыси. История о похищенных жизнях - Елена Клишина

– Мне надо в город, – сквозь зубы произнесла я.

– Конечно-конечно, – закивал он головой, растягивая рот в мерзкой, какой-то крысиной улыбке. – Сейчас поедем. Пять минут постоим и поедем. Я чуть камнем в голову не получил…

– И это было бы весьма заслуженно! – вырвалось у меня.

– Чё ты там сказала? – окрысился мужик. – Ничего не попутала?

Он уже взялся за ручку двери, чтобы выйти из машины, а потом… Господи, он же сейчас…

– Теперь говори! – толкнула меня в бок Крис.

Боже, как там… Только бы не вылетело из головы.

– Я, – медленно начала я, – прохожу через непрогляд.

Я судорожно хватанула воздуха. Взгляд мужика моментально стал острым, крысьим и каменным.

– Через воду переплываю…

Улыбочка сползала с его тёмного от загара морщинистого лица.

– Через воздух перелетаю…

Он явно хотел что-то сказать, чтобы я заткнулась, но слова словно застряли у него в горле.

– Через землю проползаю, все твои деяния открываю! – выпалила я на остатках вдоха.

И услышала, как щёлкнул центральный замок – этот козёл закрыл машину.

– Ты кто вообще? Откуда… – успел спросить он, но Крис в это время протянула руку между стойкой и пассажирским сиденьем и дотянулась до кнопки замка.

Я услышала второй щелчок, дёрнула ручку, выскочила из машины и побежала в сторону деревни.

Всё равно куда бежать, только бы подальше отсюда!

Я бежала, не останавливаясь, из меня хлестал крик вместе со слезами. Я такая дура, повелась непонятно на что, чуть не… Жить или исчезнуть – между этим только что была очень тонкая грань, и я прямо ощутила это. И мне ещё никогда раньше не было так страшно.

Я бежала не оборачиваясь, у меня даже такого желания не возникало. Если он бежит за мной, я всё равно не вижу. Если не вижу, значит, его нет. Я смотрю только вперёд, поэтому не споткнусь, не упаду и не стану лёгкой добычей. Кое-как добралась до первых домов в деревне, свернула в проулок и остановилась, присела на корточки, привалившись спиной к забору. Всё, конец истории. Не хочу даже знать, что там было дальше.

* * *

Он не стал догонять девку, хрен с ней. Мало ли что она там бормотала. Сразу же было понятно: или сумасшедшая, или под наркотой. Рыдает, бормочет, мычит как будто ей рот залепило.

Он и останавливаться даже не думал. После того как подбросил торговцу обувью пахнущий гнилью кошелёк и узнал, чем дело закончилось, зарёкся больше выходить на поиски очередной крысиной шкуры, готовой на всё ради сомнительных обещаний. Останавливало и смутно припоминаемое бабкино напутствие о том, что если попользует ещё двоих, то сами грешники в аду будут радоваться тому, что не оказались на его месте. Был, конечно, всегда соблазн сделать это в самый последний раз, но… как отрезало, отшептало, что ли. Едкое безумие перестало капать по ночам в самый мозг. Зуд в душе, эта кровавая похотливая чесотка унялась, потому что… Чёрт его знает!

Как будто раньше заслоняла от возмездия стоявшая перед ним фигура бабки, а когда она упала в самую преисподнюю, то остались только её заговоры – по сути, всего лишь слова, растворённые когда-то давно в воздухе. Некому будет обновить её заклинания. Если и идти за такой помощью к кому-то, то как обо всём этом рассказывать? Даже если и не рассказывать, то такие, как бабка, сами всё увидят, и зачем им надо с этим связываться. «Сколько уж ты сам продержишься», – сказала она ему когда-то давно. Однажды он и не удержался, а теперь вот держался из последних сил. Что, если доведёт он свой счёт до тринадцати, встанут вокруг него стеной души им убитых и совершат своё возмездие с той силой, которая может быть только у мёртвых? Но в месть мёртвых он не очень-то и верил, потому что столько лет прошло, а они всё ему не отомстили. И если и приходили к нему души погубленные, то только лёгкими бесплотными тенями, немыми укорами и едва слышными вздохами. То, о чём можно сказать не «преследует», а «показалось». Если его что и мучило все эти годы, то только страх быть пойманным живыми и ещё раз быть униженным. Да ещё, может быть, страх столкнуться с кошмарами, и они приведут его к помешательству, от которого захочется выброситься из окна подъезда или с моста.

И вот, когда уже те старые его дела всеми почти забылись, когда стал до конца уверен в том, что и о нём никогда не вспомнят, на его дороге попался ли, подброшен ли был специально такой соблазн.

Он ведь столько раз ездил мимо всех этих «мест». Столько раз отказывался брать попутчиц, брал только если не одна, а допустим, с мужиком. Ни одна малолетка не сидела в этой машине, рядом с ним не стояла, и он не смотрел в их сторону, потому что знал: стоит только посмотреть, и…

Когда он увидел на обочине скорчившуюся девчоночью фигурку, по мозгам словно опять заструилось зловонное ядовитое месиво: «Смотри, помнишь? Хочешь? Возьмёшь? Или устоишь?» И нет никого, ни одной машины, из которой могли бы заметить, как он остановился возле этой дурочки. Он ведь решил не тормозить – пускай другие разбираются, что там у неё случилось, и даже проехал вперёд сотню метров. Но потом сдал назад: такой искус нарисовался, что не передать! Ведь ещё одну-то он точно мог спокойно прикопать в этих полях, как было бабкой обещано. Столько лет прошло, кто бы вспомнил о том, что когда-то тут было найдено. «Нет, стой, ты не можешь! Уже не спасёшься!» – слабым писком раздавалось в голове. Почему это он не может? Кто это сказал? Всего один, последний раз!

И он вернулся к девчонке, рыдающей на обочине. Так всё было похоже на те давние его знакомства якобы с благими намерениями: совсем одна, молоденькая, беспомощная, растерянная. Там хоть люди были – тут вообще никого. Те, правда, сопли по лицу не размазывали, но глядели так же, как глупые маленькие мышата: помоги, дяденька, а мы уж тебе тоже приятное сделаем. А эта точно уже совсем овца заблудшая, иначе не болталась бы тут в таком виде. Такую вообще не грех.

Но потом началась какая-то чертовщина. Эти мухи, пыль, налетевшая пополам с землёй, камень кто-то бросил… Может, это предупреждение, знак, что не надо дальше ехать? Бывает же такое, что