Усадьба Сфинкса - Константин Александрович Образцов

– Да, мне Аристарх рассказывал: какая-то история с автомобильной аварией, то ли убил, то ли покалечил кого-то…

– Шесть человек с увечьями разной степени тяжести, из них двое детей, но это ерунда, потому что изувечивший или убивший вполне может быть наследником отцовского дела, власти и положения, а вот малолетний пьяница, наркоман и бездельник – нет. Так что Никита старается, как может. Его приятель Эльдар – средний то ли из пяти, то ли из семи сыновей, ему приходится постоянно конкурировать за папино расположение. Эти двое здесь учатся уже второй год, а вот Василий Иванович, например, только в начале сентября пришел. Он внебрачный сын достаточно пожилого отца – то ли от массажистки, то ли от педикюрши, не помню, – который его очень любит, но все равно нужно доказывать, что ты не хуже законных детей, если не хочешь остаться потом жить всю жизнь с мамой на деньги от продажи подаренной ей трешки в центре Москвы. Лаврентий – любимый племянник дяди…

– Лорда-адмирала?..

– Именно, его самого. Лаврентий тоже поступил в этом году, в начале лета, что сразу создало некоторое напряжение, потому что в Академии уже второй год учится Филипп, сын лорда-камергера, который на своих олимпийских высотах находится с лордом-адмиралом в контрах, и мальчики переносят это на свои отношения. Так что у нас тут теперь есть фракции: Филипп, Никита и Эльдар с одной стороны, и Лаврентий с Василием Ивановичем с другой. Филипп, кстати, самый толковый из всех и единственный, которому хоть что-то интересно.

Я вспомнил про взъерошенного сероглазого мальчишку, выскочившего из аудитории, и Веру, одергивавшую юбку.

– А Вольдемар?

– Он держится отдельно, да и прочие с ним общаться желанием не горят. Я и тебе советую не трогать его, правда. Вольдемар психопат, и не нужно быть специалистом, чтобы это заметить. Ты обращал внимание на эту его кепку, которую он носит, почти не снимая? Говорят, что это единственный подарок, который сделала ему мать перед тем, как бросить его и сестру в раннем детстве. Парень не в себе, и Аристарх прекрасно это понимает, но предпочитает делать вид и убеждать всех, что его сын гениален, и поддерживать его затеи. Другие воспитанники тоже в них время от времени участвуют, иногда по собственному желанию, но чаще потому, что он сын главы Академии, и просто портить с ним отношения не хотят.

– Эти затеи как-то связаны с тем, что они ночью преследовали девочку в городе?..

Вера странно осеклась, совсем как Аристарх Леонидович, когда я спросил его о том же, и серьезно произнесла:

– Про это, мой дорогой, поговорим как-нибудь в другой раз. Все, давай закругляться, у мальчиков скоро тренировка закончится, у меня еще свои дела есть до обеда.

На следующий день у меня состоялось первое занятие. В целом все прошло так, как я мог ожидать после беседы с Верой, хотя с учетом розданных накануне пинков и оплеух был готов к вариантам. Но нет: все пришли вовремя и чинно расселись, одетые в серые куртки и брюки, которые воспитанники носили в стенах Академии и которые походили на костюмы в стиле military, созданные дизайнерами Hugo Boss, в отличие от формы фирсов, явно скроенной модельерами Военторга. Я последовал совету Веры и стал рассказывать о первом, что пришло в голову, – шекспировском театре и «университетских умах». Эльдар о чем-то негромко переговаривался с веснушчатым вихрастым Никитой, чертил в тетради узоры и предсказуемо заинтересовался, только когда услышал про то, как Кристофера Марло убили в лондонском кабаке ударом кинжала в лоб. Толстый Лаврентий не смотрел на меня вовсе и довольно быстро уснул, положив руки на стол, а голову на руки, к концу занятия залил рукав слюнями из приоткрытого рта. Василий Иванович все полтора часа что-то старательно переписывал из одной толстой тетради в другую, и только Филипп внимательно слушал, скрестив руки и не сводя с меня взгляда. Вольдемар действительно явился в своей изрядно засаленной и потертой салатовой бейсболке; он злобно зыркнул при входе, уселся на самой верхней и дальней скамье, и сосредоточенно складывал перед собой на столе колодец из спичек. За его спиной тускло светился разноцветием мозаичных стекол огромный витраж: на увитом виноградными лозами троне восседала, как мне показалось с первого взгляда, Дева Мария, только облаченная вместо традиционной мафории в подобие длинного, до пят, белого хитона без рукавов, поверх которого на груди висело ожерелье из зеленых камней, а на левое плечо была наброшена пятнистая леопардовая шкура. Голову покрывал белый клафт, из-под которого на плечи ниспадали густые черные волосы, а в скрещенных на груди руках были зажаты серп и короткий пылающий факел. Вокруг головы полукругом расположились пять серебряных звезд с пятью лучами каждая. Выше, слева и справа на небесно-лазурном фоне были изображены золотистое солнце и серая, как свинец, луна с человеческими лицами, их соединяла золотая дуга с двенадцатью делениями; внизу к подножию трона тянулись тесные шеренги людей и животных, похоже, тех самых, что этажом ниже, ровно под помещением домовой церкви, затягивал в черную бездну мистический вихрь. Теперь они были разделены, и с одной стороны к сидящей на троне Деве протягивали руки священники, мудрецы, рыцари и простолюдины, а с другой стремились припасть к босым ногам львы, тигры, киты, осьминоги, орлы и лисицы. Лик Девы был прекрасен, холоден, строг и отливал серебром. Вера, конечно же, назвала мне имя мастера, создавшего этот витраж, но я его тут же забыл.

– Необычное изображение, – заметил я. – Символика явно не христианская, скорее, что-то из алхимии и теургии.

– Тебе виднее, – ответила Вера. – Предки Аристарха исповедовали нечто вроде мартинизма, но точнее я не скажу. Можешь при случае спросить у него.

Я разглядывал витраж все время занятия, пока не отвлекся на Вольдемара: он закончил сооружать колодец из спичек, извлек из нагрудного кармана небольшой пузырек, ловко вытряхнул внутрь получившейся деревянной клетки крупную муху с оторванными крыльями и быстро поднес зажигалку. Серные головки вспыхнули с треском, взметнулось яркое пламя, в котором мелькнуло и скрючилось что-то черное. Резко запахло горелым. Все повернулись, посмотрели пару секунд и равнодушно отвернулись обратно. Вольдемар поднял взгляд от догорающих спичек, с ненавистью посмотрел на меня черным и мертвенно-бледным глазами и задул пламя. Этим эффектным событием завершилось мое первое занятие в Академии Элиты.

Надо сказать, что в целом воспитанники не перенапрягались, и