Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская

Федор запрыгнул в седло, потрогал уздечку на холке, звонко цокнул, дернул вожжи и дал коню шпоры. Николай отступил на шаг и попал сапогом во что-то мягкое.

— Макар! Разбери тебя нечистая! Ты и двор не убрал! Убью, скотина!

3

Губернатор настежь распахнул дверь кабинета и, громко стуча башмаками, подошел к окну, нетерпеливо выглянул во двор.

Такого замешательства, даже испуга, Миних не чувствовал давно. Инженер пяти армий, участник Войны за испанское наследство под знаменами принца Евгения Савойского, имевший боевой опыт военных походов в Европе, получивший в Германии чин полковника, а от Августа Второго в Польше — генерал-майора… этот человек чувствовал липкий холод в желудке при виде нищих у ворот его дома.

— Mein Got…[2] — прошептал он.

Улицу наполняло великое множество юродивых, богомольцев, гадальщиц, калек и уродов. Они окружили его дом и молча смотрели в окна. Возле фонаря, привалившись спиной к мусорной урне, сидел мальчишка в лохмотьях и, задрав голову, казалось, глядел прямо на Миниха. Вот только Миних видел парня давеча — мальчишка тогда был слеп.

Губернатор задвинул шторы, тут же раздвинул их — ничего не изменилось.

Во дворе один из стражников воткнул алебарду подтоком в землю и использовал ее как сошку — устроил на ней тяжелое ружье и целился в закрытые ворота. Его товарищ выглядел не так напряженно, он стоял по другую сторону дорожки, натирая тряпицей шип своей алебарды.

Слепой мальчик поднял руку и помахал. В этом простом жесте были лишь холод и угроза. На кисти не хватало двух пальцев.

Действительно ли я вижу их? Людей на улице? После появления в Петербурге испанского экзорциста со странным помощником Миних ни в чем не был уверен.

Толпа убогих у ворот неожиданно расступилась, и в образовавшийся коридор, словно в расчищенную мечами и щитами средневековых варваров кровавую колею, ступили два человека в монашеских одеждах. Темные силуэты, бездушные мятые балахоны, слежавшиеся в провале капюшона тени, в складках которых блестят глаза.

Приглушенный звук выстрела заставил Миниха вздрогнуть. Губернатор видел, как старая цыганка схватилась за живот и повалилась набок возле ворот, которые тут же облепили людские тела, налегли, опрокинули внутрь двора.

Экзорцист и монах медленным шагом приближались к крыльцу. Стражник, возившийся с ружьем, дернулся, словно его хлестнули по лицу, отбросил оружие, выпрямился и замер истуканом. Второй охранник повернулся к нему, перехватил алебарду двумя руками и размахнулся.

Топор ударил стражнику в лицо, и он упал. Но тут же попытался встать, заливая землю кровью. Через стекло Миних с ужасом увидел, что сделала с ним алебарда — одна сторона головы стражника была отсечена, болтались кровавые лоскуты плоти.

Экзорцист поднял руку — широкий рукав спал до запястья — и щелкнул пальцами. Стражник с алебардой снова размахнулся и свалил раненого с ног, проломив череп. Затем аккуратно положил топор на булыжник дорожки, воткнув острым обухом в шов, так чтобы полумесяц лезвия смотрел в мрачное небо, и, примерившись в рост, упал на него шеей.

У Миниха потемнело в глазах, горло перехватило.

Губернатор на обессиленных ногах добрел до стола, уронил себя в кресло и рванул ящик. Внизу истошно завопили, ритмично застучало, будто кто-то бился головой о стену. Он уже слышал поднимающиеся по лестнице шаги. Две пары ног в мягкой обуви.

— Безмерность грехов! Вонь греховности! Ее могу заглушить только костры! Haeretica pessimi![3]

Экзорцист вошел в кабинет и вперил в Миниха серебро глаз, прячущихся в темноте капюшона Следом появился монах: замер в дверях, глядя на лестницу, и смотрел до тех пор, пока крики, стоны и стук внизу не прекратились. К своему краткому удивлению — губернатора колотило от страха, мысли дробились — последнюю фразу экзорциста Миних не понял, хотя готов был поклясться, что знает каждое слово… знал.

Плотный испанец заскользил вдоль стены к столу. Миниха трясло, словно в малярийном ознобе. Двуствольный кремниевый пистолет скакал в руках, он пытался направить дуло в сторону экзорциста.

— Ваш город — яма, наполненная греховными страстями! И способы их удовлетворения воистину омерзительны в своем разнообразии, — произнесли невидимые губы. Человек в балахоне с капюшоном подступал ближе. Молчаливый монах стоял в дверях, сложив руки на впалой груди.

— Ни шагу боле… выстрелю… — выдавил Миних, пытаясь положить палец на курок.

Экзорцист рассмеялся. Он сделал странный знак кистью — руки губернатора неожиданно перестали трястись, он взвел курок, затем против своей воли перехватил пистолет правой рукой, развернул и сунул длинные стволы себе в рот. Холодный металл уткнулся в небо.

— Bien?[4] Не промахнетесь? — спросил испанец. — И на дорогах мыслей стерегут разбойники, верно? Ужасно, когда теряешь контроль над своим телом…

Миних чувствовал вонь, истекающую от экзорциста. Так пахнет заваленная трупами река, залитые нечистотами улицы.

— Вы хотели избавиться от призрака, а получили молот, который ударит огнем и железом по всем еретикам этого города. Вы смешны… Дух покойного императора — простой фигляр, дурачок. Проступки этого обманщика перед господом ничтожны среди грязи улиц и душ… Всюду el infierno, la hereja!..[5] Выбрось его! За преступления пусть карает закон, а за грехи — буду карать я.

Губернатор извлек мокрые стволы изо рта и отшвырнул пистолет в сторону. Как бы он не желал это сделать — сделал все-таки не он. Его тело слушалось испанца.

Экзорцист был уже в двух шагах, стоял по другую сторону стола.

Миних не мог пошевелить даже пальцем.

— Ты ответишь… — Язык еще принадлежал ему.

Когда испанец рассмеялся, волны разложения, накатывающие от него, стали невыносимыми.

— Почему бы людям не брать пример с животных? Радоваться каждому дню. Петух воспевает даже то утро, когда окажется в супе. А вы? — сказал экзорцист. Он перестал хихикать — Beelzebub! Astaroth! Shabriri! Azazel! Osiris! Nikta! Per nomina praedicta super, conjurote![6]

Губернатор перестал понимать латынь… он осознал, что не помнит, чем занимались монахи в Петербурге эти два… три… дня после прибытия… не помнит многого… даже детство в болотистом Вюстелянде… осталось только название волости, но тоже истлевало, уходило…

— Per nomen sigilli! Conjuro et confirmo vos, demon fortes et potentes, in nomine fords, metuendissimi el benedicti: Adonay, Elohim, Saday, Eye, Asanie, Asarie…[7]

Острая боль в животе сложила его пополам. Миних ударился лбом о край стола, вывалился из креслам Рвота и кровь хлынула на доски. Он повалился лицом вниз, со свистом дыша, парик слетел с головы. Никогда в жизни ему не было