Агнец - Светлана Скиба

я окончательно прихожу в себя. Здесь мне спокойно и хорошо. Никаких благовоний и ритуальных куриных ног на постели, никакого Калчу, ничего, что заставляло бы меня нервничать.

Мы достаем из мини-бара чипсы, фисташки, местное пиво и включаем телевизор. Просто идиллия.

Из телевизора доносятся красивые минорные ноты. Певица в длинном блестящем платье пытается выразить всю гамму чувств в душещипательной лирической балладе. Она берет высокие ноты, ее голос вибрирует, глаза наполняются тоской. Я думаю о том, что никогда не была в опере и нужно обязательно восполнить этот пробел.

Влад садится рядом со мной и наливает нам пива.

– Расскажи о своей семье, – прошу я.

– Про кого именно?

– Про всех.

Он делает несколько глотков пива и начинает рассказывать.

– Алекс сейчас ходит на хоккей. Играет в молодежной хоккейной лиге. Ему недавно выбили первый зуб. Я ему сразу сказал: будь готов, это не последний, будут еще травмы. Ему это все не по душе, но он должен расти мужиком, уметь дать отпор, если понадобится. До этого он ходил на бальные танцы, представляешь? Уперся, и все тут, и мать еще встала на его сторону. Неудивительно, что в школе у него проблемы. Что он сможет сделать, если ему вломят хулиганы? Пируэт? – Он беспомощно разводит руками. – Я хотел отдать его на бокс, но он вообще ни в какую. Хорошо, что хоть на хоккей согласился.

– Мне кажется, ты к нему придираешься. Ты пытаешься его подстроить под себя. А так нельзя.

– Не под себя, а под мир. Если он будет мягким, ему сложно придется. Как ни крути, но мужчинам нужно уметь быть пожестче.

Я поджимаю губы, выражая тем самым свое сомнение.

– Законы джунглей?

– Если уж совсем примитивно, то да.

– Я хотела бы познакомится с Алексом.

– Еще наобщаешься с ним, – улыбнулся Влад и показал в телефоне его фотографию. Карие глаза, широковатое лицо, жесткий темный ежик – так и не подумаешь, что они родные братья. На одном из снимков, где они стоят вдвоем, я обращаю внимание, что у них похожие улыбки: открытые, немного детские, с ямочками на щеках.

– А это моя мама, – говорит Влад. Худощавая, изможденного вида женщина едва достает ему до плеч. Он, несомненно, похож на мать, особенно глазами, только в ее взгляде нет блеска и задора, какие есть у Влада.

– После того как ушел отец, она сильно сдала. Как говорят сейчас, у нее была депрессия. Она не опустила руки только ради нас с братом. Выжила, чтобы поставить нас на ноги.

– Почему он так поступил?

Влад хмыкнул.

– Хотел бы я знать. Мудак потому что. Как я его раньше ненавидел, думал, если встречу, то убью.

– А сейчас?

– Просто набью морду. – Он машинально сжал кулаки, и на его скулах проступили желваки.

– После того как он ушел, ты его так и не видел?

– И даже не слышал. А, нет, до матери как-то дошли слухи, что он уехал куда-то то ли в Индию, то ли во Вьетнам. Он был заядлым путешественником, одержимым просто. Работал археологом, все время в раскопках. По своей натуре он был авантюристом, мог весь семейный бюджет спустить на какую-нибудь поездку. Поэтому у нас не было нормальной мебели, даже телевизора, только радиоприемник. Матери приходилось прятать от него деньги, чтобы хватило на еду и хоть какую-то одежду для нас с братом. Не понимаю, за что она его любила.

Я вспоминаю свою вечно затравленную, обложенную матом мать. И даже получив затрещину от отца, она упорно продолжала его защищать. Что это? Извращенная форма любви или эмоциональная зависимость?

Я стесняюсь рассказывать о побоях отца, поэтому, когда Влад спрашивает, какие мои родители, ограничиваюсь обтекаемым словом «обычные».

Про Глеба мне говорить тоже совершенно не хочется, его образ стирается в моей памяти, как выцветшая фотография. При мысли о нем у меня больше не возникают эмоции и воспоминания, как это было раньше. Теперь он для меня как безликий дальний родственник.

Вторая бутылка пива ударяет мне в голову, и я обрушиваю на бедного Влада все, что меня гложет. Я не хочу обманывать его ни в чем и сообщаю о своей невозможности забеременеть. Он говорит, что это все неважно. Если у нас не будет детей, мы заведем десять кошек, десять собак и будем их воспитывать.

Мы звонко чокаемся бокалами и заказываем в номер еще пива и еды. Через несколько минут официант (не Калчу) приносит наш заказ, и мы накидываемся на спагетти с сыром и ветчиной. От нервов мой аппетит нестабилен: то его нет совсем, то он зверский. Сейчас второй случай, и я еще съедаю медовик и большой кусок наполеона. Странно, но с местным пивом это все вполне сочетается.

24

Влад уходит в душ, а я остаюсь лежать на диване, ощущая себя набитой до отвала бочкой. Мои глаза начинают слипаться, но я упорно пялюсь в телевизор, потому что, если отвлекусь от этого монотонного, затягивающего, отупляющего мозг действа, ко мне в голову сразу начнут лезть мысли о том, что со мной происходит. Я пытаюсь отбросить их в сторону, в специальное огражденное для них место, но они настойчиво лезут в голову.

Для чего Калчу сделал это? Чтобы попугать меня? Несомненно. Безмозглый шизик, это место просто кишит сумасшедшими.

– И ты можешь стать одной из них, – говорит внутри меня ехидный голос.

– Я лучше умру, чем стану как вы, – отвечаю я.

– Тебе уже недолго осталось.

Я слушаю этот диалог как бы со стороны – он в недрах моего сознания или это что-то другое?

Влад выходит из душа в одном полотенце, обмотанном вокруг бедер. Я смотрю на него в упор, даже не пытаясь ради приличия отвести взгляд.

Какой же он…

Потом беру его чистую футболку и тоже иду в душ. Все мои вещи остались в моем номере, хорошо, что в ванной есть новая зубная щетка. Когда я вышла из душа, Влад уже спал на диване, укрывшись тонким покрывалом. В телевизоре безудержно тряслись три девицы, страстно открывая рты, закатывая глаза и надувая губы. Почему-то мне вспомнились павианы в брачный период, в это время они тоже весьма эксцентричны.

Выключив телевизор, я легла в кровать, показавшуюся мне такой большой и унылой, и закрыла глаза.

Завтра предстоит важный день, и я хочу хорошенько выспаться.

Мне снится сон, странный и жуткий. Странный, потому что в нем творятся непонятные вещи, а жуткий из-за чрезвычайной реалистичности, будто бы это вовсе не сон, а воспоминания из другой жизни, где я была