Агнец - Светлана Скиба

Я – это ОНА.

ОНА – это девица с моим лицом, с той самой фотографии, которую я обнаружила по приезде сюда.

Я (ОНА) стою около пылающего костра, и он меня (ЕЕ) не обжигает. Разрастающееся пламя бросает огненные блики на мое (ЕЕ) лицо, отражаясь в черных глазах.

Из темноты выходят не то люди, не то тени и обступают меня (ЕЕ). Они поют и танцуют, на их широких блестящих лицах горят багрянцем глаза. Они намазывают мое (ЕЕ) обнаженное тело чем-то липким и вязким и надевают на голову корону. Я (ОНА) сажусь на возвышающийся трон из палок и листьев, и они припадают к моим (ЕЕ) ногам.

– Наша жрица! – говорят они, поднимают руки и начинают петь низкими гортанными голосами:

О Марууш, смотрящая на нас сверху.

Мы отдаем тебе свои сердца,

Ты отдай нам свое.

О Марууш, живущая здесь, дай нам земные блага.

Пошли нам урожай.

Дай пушнины, мяса и рыбы в сетях.

О Марууш! О Марууш!

Разве мы не твои дети?

Разве ты не видишь, что мы страдаем?

Дай нам блага!

С каждым их словом я (ОНА) наполняюсь силой и ощущением несокрушимой власти. Я (ОНА) взмываю в темное небо и оттуда смотрю на своих жалких, беспомощных детей с умилением и скорбью. Они скоро умрут, если я не сделаю ЭТО.

Я (ОНА) велю им встать и веселиться, еще не время горевать.

Они поют и пляшут, у них сегодня пир. Огонь трещит, испуская снопы искр. Меня (ЕЕ) переполняет восторг и азарт предстоящей охоты. Я (ОНА) чувствую, что моя жертва совсем рядом, она слаба и запутана. Остается немного подождать. Как только Кровавая Луна откроет свой лик и сольется со смертным пламенем, все случится.

Тени неистовствуют. Их глаза мелькают красными точками в темноте. Луна расширяется, заполняет собой все небо и кровью проливается на землю.

О дети мои!

Протяните ко мне руки,

Уверуйте в меня.

Насытьте мое сердце верой,

Напоите мои жилы кровью,

И я дам вам, о чем вы молите,

Дам вам полными пригоршнями.

Я (ОНА) запрыгиваю в смертельный огонь. Не то люди, не то тени берутся за руки и водят вокруг меня (НЕЕ) хоровод.

Их голоса затихают, и по лесу разносится вопль. Я (ОНА) вою как дикий зверь, раздирая ногтями свое лицо. Моя содранная кожа пластами падает в огонь, а под ней уже зреет новое лицо.

Лицо жрицы Марууш.

25

Когда я открываю глаза, то вижу перед собой испуганного Влада.

– Ты кричала…

Я провожу ладонью по влажному лицу и прошу принести мне воды.

– Хочешь, я лягу с тобой? – спросил он.

– Очень.

Когда Влад ложится рядом, мое растревоженное сердце, бьющееся где-то в районе горла, успокаивается. Дыхание становится ровным, словно я выпила двойную дозу успокоительного. Я принимаю такую позу, чтобы мои ноги касались Влада, мне нужно физически ощущать его, мне это необходимо. В этот раз мне ничего не снилось.

Лучи утреннего солнца, залившись в окно, пробежали по стенам, потолку и, коснувшись моего лица, заставили меня разомкнуть глаза. Влад спал на боку, лицом ко мне, тихо и размеренно посапывая. Его потемневший подбородок зарос жесткой щетиной, с ней он выглядит старше и мужественнее. Ему бы пошла борода, а вот с короткой стрижкой я его совсем не могу представить.

Встав с кровати, я подошла к окну, из него открывался такой же вид, как из моего номера. Утренний туман молочной взвесью окутал окрестности, и дальше территории турбазы ничего не было видно, в том числе и гору Ар-куч. Надеюсь, скоро туман рассеется, и я не пропущу орлана-белохвоста, подумала я, невольно прислушиваясь к грохоту, доносившемуся из соседнего номера. Моего номера. По моей спине пробежал холодок, и волоски на руках встали дыбом. По идее, сейчас там никого не должно быть.

Мне не терпелось поскорее отправиться к горе, то, что сказал Анай, давало хоть какую-то надежду. Если у меня все получится, то я забуду это как страшный сон, а если нет…

Я не хотела даже думать об этом.

Нужно думать о хорошем, верить в него, так ведь все говорят. Вот я и буду верить, по крайней мере стараться.

Приняв душ, я переоделась в свою одежду и разбудила Влада.

– Какая ты красивая, – сказал он, щурясь от солнца.

Я улыбнулась и провела рукой по его волнистым волосам. Мне хотелось завалиться с ним на кровать, целоваться, пить кофе, шампанское, потом снова целоваться и никуда не идти. Остаться в этой комнате, замуроваться, отгородиться от всего мира, чтобы никто не нарушал наш покой. Но пока такая роскошь нам была недоступна.

Влад принял душ, и мы спустились на завтрак. По пути нам встретились две горничные, тащившие тяжеловесный пылесос и большую тележку, наполненную принадлежностями для ванны и бутылками с водой. Увидев нас, они остановились, вперившись в меня глазами, полными ненависти. Я не понимала, что происходит, что я им сделала плохого, но от их взглядов мне стало нехорошо. В кафе, на террасе тоже произошли странности, которые я не могла не заметить.

Живые мертвецы ждут… потом их мертвые очи вновь прозревают.

На завтраке всех официантов будто подменили. Вместо прежних любезных улыбок и приветствия я ловлю на себе злые, тяжелые взгляды. Будь я посмелее (или безумнее), подошла бы к ним и спросила: «Что вам от меня надо? Что вы так вылупились?»

Но инстинкт самосохранения и остатки благоразумия не давали мне это сделать.

Влад снова взял мне овсянку, на этот раз посыпав красными ягодами, похожими на бруснику. Себе он сделал то же самое. За соседним столиком, как и вчера, сидели молодожены. На этот раз они не ворковали, а громко ругались. Новоявленная жена, активно жестикулируя, что-то доказывала своему мужу, а он отвечал ей резкими односложными предложениями. В какой-то момент он схватил телефон и с силой бросил его на пол, как гранату. Громко шмякнувшись о мраморный пол, айфон срикошетил, по его широкому экрану поползли трещины. Девушка резко подскочила со стула, подняла телефон и, закрыв всхлипывающий рот ладонью, пулей вылетела из кафе. Спустя несколько минут еще недавно счастливый муж тоже покинул террасу.

Переглянувшись, мы с Владом уткнулись в свои тарелки, молча доедая свой завтрак, словно боясь, что энергия раздора перейдет и на нас. После этой ссоры гнетущая атмосфера на террасе стала еще тяжелее. Происходило что-то неладное, но я пока не понимала,