Сестра русалки - Майя Эдлин

Оцепенев от страха, я медленно обернулась на каменное изваяние, запрятанное в зарослях черемухи.

– Нет! Нет! – завопила Леся, перекрикивая музыку из амфитеатра. – Замолчи! Ты врешь! Это все ложь! Ложь! Замолчи! – Она заметалась по поляне, схватила валявшийся неподалеку булыжник и кинула его в голову статуи. От удара та покрылась паутиной трещин. – Ты слышала, Соня? Слышала? – взмолилась она, цепляясь за мои руки словно утопающая. Только теперь я заметила, что изящные Лесины пальцы были измазаны грязью, а под ногтями засохла кровь.

– Что с твоими руками? – не обращая внимания на ее мольбы, спросила я.

Сбитая с толку, Леся поглядела на собственные пальцы и раздраженно прорычала:

– Они меня заперли.

– Они? – Я нервно обернулась на статую.

– Ты их слышишь? Слышишь? – срывающимся голосом закричала она. – Прошу, Соня, скажи, что слышишь. Скажи, что…

Леся замерла. Захрипела, схватилась за шею, начала задыхаться. Вскинула на меня налившиеся кровью глаза и, сорвавшись с места, помчалась сквозь сумрачный лес в сторону озера.

А я, растерянная и испуганная, осталась стоять посреди вечернего парка. И там, в этой гнетущей тишине, я действительно услышала то, о чем говорила навка, – неразборчивый шепот, исходящий от спрятавшейся в кустах статуи.

Затаив дыхание, я коснулась Сониного плеча:

– И что это был за шепот? Что он говорил?

– «Тьма к тьме», – прошептала Соня. – Он повторял только одну фразу: «Тьма к тьме».

Глава 10

Соня не заметила, как комнату окутали поздние июльские сумерки. Лишь размытые черты Юрия Рямизева подсказали, что Графская усадьба погрузилась во мрак. Затененная мутным вечерним светом спальня будто бы ушла под воду вместе с картиной. Но даже эта иллюзия не заставила Соню сдвинуться с места – она сидела на незаправленной постели и разглядывала стоящий на полу портрет. В один момент ей даже показалось, что краска на нем начала сходить слоями, стекать липкими маслянистыми потоками. Лицо красивого молодого мужчины удлинилось, рот раскрылся в немом крике, белки глаз потекли мутными серыми слезами. Не смея сморгнуть это видение, Соня задержала дыхание, готовясь вместе с картиной погрузиться под воду.

Внизу зазвонил телефон, и она обреченно прикрыла глаза. «Только не меня, пожалуйста, только не меня. Еще одного разговора я просто не вынесу».

Минута шла за минутой, но звук шагов на лестнице так и не раздался. Собрав остатки сил, Соня поднялась с кровати и спустилась на первый этаж под перестук капающей воды, который стал фоном ее жизни. Не обращая внимания на крики из кухни, которые были фоном ее жизни с самого рождения, она открыла дверь и вышла в серо-зеленый туман.

– Я всегда был против их общения! Это все из-за тебя! Вечно ты ей во всем потакаешь! – успел долететь в спину отцовский крик, прежде чем за Соней закрылась дверь.

«Разумеется, ты был против, – мелькнула в голове апатичная мысль. – Ты всегда был против всего, что делало меня счастливой».

Соня завернула за угол на террасу и уверенно приблизилась к гамаку.

– Рисуешь? Не помешаю?

Брат подвинулся, освобождая место.

– Не замерз?

Она поглядела на изрисованные страницы «Художника мрака». Антон проделывал подобное всякий раз, стоило ему по-настоящему испугаться: разрисовывал мрачные картинки радугами, единорогами и феями, словно пытался раскрасить несправедливость серого мира яркими красками.

– Красиво. Лиле понравилось бы, что ее миры населяют феи Динь-Динь, – пошутила она, наблюдая, как Антон пририсовал к фиолетовому кафтану волколака желтые варежки, скрывшие его длинные когти. – С Ниной все хорошо, – повысила голос Соня, чтобы заглушить вопящих в доме родителей. – Мы не знаем, почему она ушла, но для этого наверняка были причины. Мы ее любим и доверяем, поэтому примем ее решение и поверим, что она поступила единственно верным способом. С ней не случится ничего плохого. Нина сильная и смелая, она не даст себя в обиду. И в будущем мы обязательно встретимся.

«Когда?» – вывел желтым карандашом над волколаком Антон.

– Когда она посчитает нужным, – ответила она. – Через неделю, через год или через десять лет. Но она обязательно вернется, и тогда мы покажем, что не унывали и ждали ее возвращения. Нинка расстроится, если ее появление будет встречено кислыми минами. – Соня игриво ущипнула брата за мочку уха. – Поэтому давай будем жить так, как будто она уехала в бессрочный отпуск и в любой момент появится у нас на пороге. Тебе бы понравилось, если бы тебя, вернувшегося из отпуска, встретили вот с таким лицом? – Она опустила уголки губ, изображая грустного клоуна, на что Антон засмеялся и покачал головой. – Вот и ей не понравится. Так что не унываем, да?

Поразмыслив, Антон кивнул. Рука его зависла над пестреющим всеми оттенками фиолетового листом.

– Я никуда не денусь, – пообещала ему Соня, предвосхищая следующий вопрос. – Обещаю. – Она протянула мизинчик, и брат, пытливо взглянув ей в глаза, обхватил его своим. – Клянусь.

Антон кивнул и вручил ей книгу. Читай.

Но даже вернувшийся в замок охотник

Не мог отдохнуть или просто поспать.

Ведь нечисть в картинах всю ночь бесновалась:

Кричала, вопила, грозилась сожрать.

И в этой ужасной его галерее

Хранились портреты кошмарных существ.

Портретов за годы скопилось так много,

Существ было заперто столько – не счесть.

Там выли волком волколаки,

Там гули источали смрад,

И призрак там гремел цепями,

Со всех картин сочился мрак.

Там Брукса мило улыбалась,

Оскал смертельный не тая.

И с ней кикимора смеялась,

Всем сделать гадость норовя.

Полудница там угрожала серпами,

И местная ведьма грозилась проклясть.

И клацала хищно там стрыга зубами,

Ожившая кукла пыталась сбежать.

По длинным коридорам замка

Уж много-много-много лет

Их хор загробный расползался,

Но это был большой секрет.

Прервав чтение из-за шорохов в зарослях олеандра, Соня обернулась.

– Антош, ты все еще носишь с собой расческу? – спросила она, рассматривая темнеющие кусты. – Покажи.

Антон вынул из кармана гребень и покрутил перед Сониным носом.

– Молодец, – кивнула она, закрывая книгу. – Считай ее своим оберегом. Перекладывай из кармана в карман так же, как перекладываешь блокнот с ручкой. Обещаешь?

Он кивнул, вернул гребень на его законное место и с лукавой улыбкой протянул очередной