Ночные гости - Альбина Равилевна Нурисламова

– Может, вы объясните, что происходит?

– Так вам не сказали, что ли? – спросила одна из медсестер.

– Чего не сказали?

Охранник и Инна Степановна переглянулись, она вздохнула и произнесла:

– Когда становится темно, из здания нельзя выходить. Никому. Все уходят до темноты – так принято, все это знают. У нас даже часы посещения больных под данное правило подстроены. Неужто не приметили? Летом долго светло, поэтому вы могли задерживаться, а осенью и зимой нужно уходить затемно. А если кто не успевает, остается ночевать. Можно у себя в кабинете, в ординаторской, в комнате отдыха. Есть места. Все знают, начальство с пониманием относится, проблемы никому не нужны.

Савелий ничего не понимал: его разыгрывают?

Не похоже. Лица серьезные, встревоженные.

– Проблемы? А какие могут быть проблемы – выйти, сесть в машину и уехать?

Он еще договаривал фразу, а в голове уже всплывали слова одного из коллег, который говорил что-то подобное: нельзя быть на улице в темноте, в зимнее время все уходят, пока не стемнело. Коллега говорил вроде и серьезно, но вместе с тем смущенно, словно не надеясь, что ему поверят, или же боясь неудобных вопросов.

Сказал он об этом давно, когда Савелий только устроился, но тогда было лето, а потом он долго сидел на больничном, и лишь сейчас тот разговор вспомнился.

– Не понимаю, – медленно произнес Савелий, – вы хотите сказать, что я сейчас должен уйти к себе и торчать там до рассвета? Вы меня не выпустите?

Ответили ему сразу несколько человек, разом.

– Если вы голодный, так садитесь с нами, еды полно, всем хватит.

– А что такого? Переночуете спокойно!

– Нет, мы вас выпустим, держать не станем, только зря вы это.

– Не надо выходить – смертельно опасно!

Последнюю фразу произнес охранник, и прозвучала она особенно громко. Савелий заморгал и спросил:

– Почему опасно?

Люди снова поглядели один на другого, будто безмолвно совещаясь, договариваясь, кто расскажет Савелию правду, а потом виновница торжества проговорила:

– Здешние места испокон веку плохими были. Моя бабушка, бывало, говорила: хорошая земля родит полезное для здоровья да вкусное, а гнилая – мертвые плоды. Местная земля, видать, по какой-то причине произвела на свет нечто темное, дурное. Спроси жителей окрестных деревень, так они, даже если и не знают, что к чему, скажут, что к психбольнице (так они санаторий зовут, по старой памяти, но об этом чуть позже) после наступления темноты приближаться не надо, никогда этого не делают. Почему? Кто хоть немного местной историей интересовался, скажет: все зло пошло от помещика, что жил здесь когда-то. Я про помещика расскажу, но только уверена: не в нем дело. Помещик и сам жертвой стал, как и многие до него и после.

– Так что с помещиком? – спросил Савелий.

– Вы бы присели, доктор, чего стоять-то, – сказала пожилая женщина, сотрудница архива и по совместительству – завхоз.

Савелий послушался. Инна Степановна продолжила рассказ.

– Помещик был вдовец, сожительствовал с гувернанткой своей дочери. Богатый, но проматывал состояние безбожно – пил, кутил, а пуще всего обожал охоту. То была его страсть: все деньги, не жалея, не думая, что оставит дочери, просаживал на собак, лошадей и прочее. Как гласит предание, во время охоты все и случилось. Помутилось у помещика в голове, свело его что-то с ума, когда он был в лесу. Перестрелял тех, кто с ним был – егерей, соседей-помещиков, словом, всех. Скакал, обезумев, по лесу, стрелял в каждого, кто пытался спастись. Но этим не кончилось. Прискакал домой, в усадьбу, продолжил охоту. Всех убил – слуг, гувернантку, собственную дочь. Кого застрелил, кого зарезал, кого задушил. Если сопротивляться пытались, лютовал еще хуже. Один мальчишка выжил, спрятался, не нашел его безумный барин. Он и видел, какие творились зверства. А после, рассказал выживший, барин встал на верхней площадке, на лестнице – и словно пелена с глаз упала. Озирается по сторонам, ничего понять не может. Руки к лицу поднес – они в крови. Кругом трупы людей, которых он долгие годы знал, у ног его – дочь, у подножья лестницы – гувернантка. Заревел, как дикий зверь, перевалился через перила, бахнулся, голову разбил. Помер. Одни говорят, шестьдесят человек погубил, а другие говорят, что и сто. Точно никто не скажет, но и без того ясно – зверство страшное; непонятно, кто внушил барину сотворить этакую жестокость, но очевидно, что не сам додумался. Репутация у усадьбы, ясное дело, стала хуже некуда. Никто тут поселиться не захотел, ближние деревни захирели постепенно. Наследники барина, дальние родственники, и сами не жили здесь, и продать никому не могли. Так и стояло здание, ветшало. Потом случилась революция. Большевики пришли, земля и усадьба стали общие, народные.

Савелий слушал с возрастающим интересом: он, надо сказать, любил ужастики, хотя ни во что потустороннее не верил. Слушал и думал, как будет об этом Любе рассказывать, девушке, с которой недавно начал встречаться.

– Место на отдалении находится, в лесу, поэтому клуб, школу, сельсовет какой-нибудь, как часто бывало, в усадьбе не разместить. Потому устроили приют для сирот, примерно до Отечественной войны он здесь был, про тот период мало известно. Разве что – дети часто пропадали, но они отовсюду из подобных мест убегали, этому значения, наверное, особо не предавали. Во время войны был в здании гитлеровский штаб. Чуть дальше, возле оврага, людей расстреливали – снова смерти, снова боль. Здешние места пропитаны страданием, жестокостью. После войны была психиатрическая лечебница, в последние пятнадцать лет – наш санаторий. Говорю же, местные до сих пор санаторий то дурдомом, то психбольницей называют.

Инна Степановна перевела дух, и Савелий воспользовался паузой, чтобы спросить:

– После войны плохое происходило? Откуда боязнь темноты? Все боятся призрака помещика, убитых им и расстрелянных нацистами?

На него недовольно покосились, кто-то покачал головой. Видимо, сочли вопрос чересчур скептичным, неуважительным.

– Тьма вокруг здания живая и злобная, – ответила Инна Степановна. – В ней обитает нечто, неподвластное человеческому разуму. То, что вынудило барина стать убийцей, то, что забирало людей – одного за другим. Все знают об этом, никто не рискует проверять, что становится с людьми, покидающими здание после наступления ночи. А случаи бывали: пациенты психиатрической лечебницы сбегали или сотрудники пропадали – те, кто не верили. Лет пять назад один врач пострадал. Бывали и случайно забредшие люди. Их больше не находили ни живыми, ни мертвыми, никто их не видел.

– Что в точности… – начал Савелий, но Инна Степановна его прервала.

– Я знаю старую