Шантажистка - Алевтина Ивановна Варава

По всему выходило, что мой несчастный товарищ всё ещё пребывает в блаженном неведенье относительно особы, с которой связался.

Навряд ли я его спасу, но предупредить обязан. И чем скорее – тем лучше. У него должно быть время, чтобы выстроить защиту.

Но не могу же я просто всё ему рассказать!

Нужно было придумать что-то… Такое, чтобы мы после остались друзьями. А ещё – чтобы я не лишился работы. Честь по чести, на предоставленных мне Владом должности и свободе зиждилось всё благосостояние нашей семьи.

И ещё я не хотел признаваться себе, как сильно боюсь, что Лена вернёт мне своё внимание, если Влад сумеет от неё избавиться. Но что можно ещё от меня получить? Она уже поняла, что я не миллиардер. И вообще, я был лишь промежуточным звеном. И тренировочным полигоном.

Как же быть? Назначь я Владу встречу – он поймёт, что я в курсе его романа. Но как ещё я могу рассказать ему правду о Лене невзначай?

Так или иначе, нам нужно пересечься. При том что мы виделись несколько месяцев назад, а в последние годы это значит, что лимит дружеских посиделок надолго исчерпан. Если не произойдёт чего-то из ряда вон выходящего. Ждать же дня рождения Влада зимой – опасно. К тому же он может улететь куда-то из страны и вовсе не отмечать его.

В конце концов я придумал план, в результате которого, по моим прикидкам, Влад сам бы решил со мной встретиться. Как друг.

Перед этой операцией я развёл в воде половину огромной банки сорбента, а потом ещё и проглотил два блистера активированного угля для верности.

Нельзя было опьянеть по-настоящему и сболтнуть лишнего.

Затем я хлебнул из бутылки рома и даже немного пролил жидкости на пиджак, чтобы укрепить амбре. И поехал к известному мне подпольному казино.

Входить туда на самом деле я не собирался. Прикурив сигарету у входа, я написал Владу бессвязное сообщение с просьбой одолжить до выходных крупную сумму, потому что я пустился по местам боевой славы и не рассчитал бюджет, но не хочу, чтобы Лариса об этом узнала, хотя руки чешутся воспользоваться семейной картой.

Как я и ожидал, он перезвонил мне спустя пять минут по видеосвязи. К этому я был готов: распустил галстук, взъерошил волосы и придал себе возможно безумный вид, старательно изображая опьянение.

Для правдоподобия поотбрыкивался от его увещеваний. Влад прекрасно знал о моей плачевной истории с азартными играми. В итоге он взял с меня клятву дождаться его на улице и приехал спустя полчаса – уж не знаю, как это можно было сделать настолько быстро.

Я посопротивлялся для реалистичности, порываясь «вернуться» в казино. А потом сказал, что, если бы он знал, что я пережил, то понял бы, что я имею право расслабиться.

В общем, за час я добился того, на что рассчитывал: мы оказались в небольшой кальянной с отдельными кабинетами, получили от официанта блюда с нарезками и первую из многих бутылку рома, а Влад принялся наседать, пытаясь выяснить у старого друга, что же такое он перенёс, что снова подался во все тяжкие.

И я рассказал. Конечно, не сразу и не всё. И куда более подробно описал начало, в котором ещё сам не съехал с катушек. Про наш роман и моё краткосрочное помутнение я упомянул тоже, но сжато и со стыдом. Однако, разумеется, умолчал о том, что позвал его и Майю в гости летом по требованию Лены.

В моём изложении выходило, что я одумался ещё до отпуска, а после отпуска и сама Лена потеряла ко мне интерес, а я вздохнул с облегчением. Но ещё долго боялся. Теперь вот уж который месяц Лена делает вид, что мы толком и не знакомы. И, хвала небесам, её давно не было у Маши. Но в субботу она припёрлась на собачью выставку, я перенервничал – и потому сорвался и напился. Потом признал, что казино было ошибкой, и поблагодарил Влада за то, что тот меня остановил.

– Находчивая дрянь, – коротко отметил мой друг.

Он вставлял в покаянную исповедь уточняющие вопросы время от времени, но по большей части лишь внимательно слушал.

Влад сохранял хладнокровие. Хотя я пристально следил за выражением его лица, он не выдал себя ничем. И может быть, я даже поверил бы, что неверно интерпретировал брелок, если бы Влад не побелел в начале истории, и, если бы я не отметил, что он стал лишь пригубливать рюмки после того, как я взялся открывать свою тайну.

Дважды я удалялся в уборную, включал на полную мощность воду и засовывал два пальца в горло. Процедура неприятная, но необходимая – несмотря на все ухищрения, я начинал хмелеть. А пил – не только для маскировки, но и потому, что проговаривать всё это было ох как непросто.

В конце каждого из визитов в санузел я проглатывал очередной блистер активированного угля. И возвращался к своей истории.

А также отмечал с радостью, что во время моего отсутствия Влад о чём-то очень напряжённо размышляет.

– Хотелось бы мне знать, почему она так вдруг от меня отцепилась, – добавил я на исходе третьей бутылки для закрепления эффекта. – Небось, нашла какого-то нового бедолагу.

– О такой сволочи впору книги писать, – протянул мой друг. – Ну ничего. Отделался и радуйся. Когда-нибудь и ей это всё вернётся…

– Не верю в карму, – поморщился я.

– Дело не в карме. Такая обязательно доиграется, по своей же собственной вине. Сломает о кого-то зубы. Поверь мне.

– С ней нужно быть осторожным, – не сдержался я. И тут же добавил, чтобы не вызвать необдуманной фразой подозрений: – Сколько раз я был уверен, что готов поставить её на место, и сам чего только о неё не ломал.

– Жаль, что ты не позвонил мне в самом начале.

– Я тогда вообще не соображал толком.

– Понимаю. Но дело касается моего лицея и моего друга. Я бы придумал что-то. Но что уж теперь…

– На кого-то она переключилась, – вздохнул я. – Иначе бы не отстала.

– Это уже не наша забота. Стоило бы её отчислить, но не хочется разбирательств. Звони, если снова начнёт требовать от тебя денег. Но не думаю, что она начнёт. Попал ты, конечно, знатно…

После этой фразы Влад устремил невидящий взгляд в стену, а потом и сам ушёл в уборную на время, куда большее, чем для этого обычно требуется.

Мы разошлись только после полуночи. Влад довёз меня домой на такси и даже порывался передать Ларисе из рук в руки. Насилу смог от него отбиться. Я чувствовал, что пьян, и ещё полностью эмоционально выпотрошен. Кто-то считает, что исповеди снимают с души камень, мне же кажется, что формулирование в слова делает только хуже. Почти смирившийся