Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская

добро искать. Как назло, нашли у старосты две бутыли самогона, в подполе запрятанные. Фаркаш за обман старосту шомполами забил и старуху его тож… А сына его, что за отца вступился, велел гвоздями к сараю прибить.

– Дальше.

Туган отодвинул в сторону недоеденную похлебку.

– Порешили их ночью вашкинцы, не вынесли такого. Фаркаш со своими бандюками перепились и завалились дрыхнуть в доме старосты, даже сторожей не поставили. А наши мужики заложили дверь с окнами, да и подожгли дом. Никто не выбрался.

– А потом поняли, что большаки захотят узнать, куда подевался продотряд, верно?

Охотник опустил голову.

– Что сделано – то сделано. Не могли мы больше терпеть, шаман. Но теперь сюда пришлют солдат. Этих, из ЧОНа. Они никого не щадят, ни старого, ни малого.

Шудег молчал, закусив губу, словно обдумывал что-то.

– Помоги нам, Шудег! Ты же, говорят, – охотник понизил голос почти до шепота, – с Яг Мортом знаешься.

Глаза шамана странно блеснули, и Туган на всякий случай коснулся пальцами оберега из медвежьих клыков.

– Верно говорят, – ответил шаман. – Яг Морт может помочь. Плату ты знаешь.

Проситель знал. Хозяин Леса ничего не делал бесплатно. Цена же была высока.

– Ж-жертву принести? Так у нас даже собак не осталось. Что сами не съели – то продотряды отобрали.

Шудег покачал головой, усмехнулся.

– Э, нет. Тут другая жертва нужна. Особая.

Туган вцепился в столешницу. Сердце застучало глухо, тревожно. На какое-то мгновение ему показалось, что вместо Шудега на него смотрел кто-то другой: огромный, злобный, с зубами-кинжалами и звериными глазами, отсвечивающими зеленью. Охотник тряхнул головой, и наваждение сгинуло.

– Неужели нельзя по-другому? – голос охотника прозвучал почти жалобно.

– Нет. Нельзя. Впрочем, вам решать: погибать всем или выбрать одного для Яг Морта.

– Да кто же согласится-то на такое дело?

– Неужто некому?

– Никто не захочет. Даже старухи беззубые, которые свой век доживают.

– Желание жертвы и не требуется.

Шаман опять замолчал. Тусклый свет от печи наложил на него дрожащую тень, отчего колдун стал походить на каменного истукана, застывшего под лунным светом.

– Я вспомнил. Говорят, у тебя дочка есть. Немая. Верно?

– Да ты что, шаман? – поняв, о чем речь, Туган вскочил. Волк предупреждающе зарычал. – Сбрендил?

– Но-но, не балуй! – осадил его хозяин. – Подумай, Туган, крепко подумай. Место я укажу.

– Не надо. Я пойду.

Туган вдел руки в полушубок и взял берданку. Волк снова заворчал, но остался на месте.

– Куда на ночь глядя? Сгинешь в тайге напрасно.

– Все равно пойду. – Оставаться под одной крышей с колдуном совсем не хотелось. – Аттьӧала отсӧгысь.[92]

– Ну, как знаешь. Держать не стану.

Туган выскочил на крыльцо и судорожно вдохнул, чтобы очистить голову от нехороших мыслей. Густой морозный воздух показался особенно свежим после густо натопленной шаманской избы. С шумом выдохнув пар, охотник огляделся по сторонам. Из тайги доносился беспокойный шепот колеблемых ветром игольчатых ветвей и какой-то непонятный, едва слышимый стук, точно кто-то вдалеке стучал по стволу деревянной колотушкой.

Между лопаток охотника пробежал холодок. Туган спустился с крыльца и решительно двинулся в сторону леса, но с каждым шагом уверенность покидала его, уступая место тягучему липкому страху.

На краю поляны он остановился, раздумывая. Идти ночью одному, да еще зимой, было опасно: не ровен час, заплутаешь и станешь добычей зверья или замерзнешь по дороге. Конечно, можно заночевать и в тайге, но вряд ли он найдет в темноте все потребное для костра, а без костра в тайге не выжить.

Охотник обернулся. Отчаяние и страх сдавили его с двух сторон чугунными тисками, расплющив словно букашку. А еще что-то настойчиво влекло его назад, мягко нашептывая в ухо: «Вернись! Вернись!» Сопротивляться этому таинственному зову совсем не хотелось.

Туган закрыл глаза. Нога тяжело оторвалась от скрипучего снега и сделала шаг, да не вперед, а в сторону. Потом еще шаг. И еще.

А потом ноги сами понесли его обратно в дом.

Отряд из тридцати человек выехал из Усть-Сысольска на санях в середине февраля. От уездного центра до затерявшейся в дремучих лесах деревни Вашки было три с лишним сотни верст по таежному бездорожью. Большую часть этого пути уже прошли – оставался последний рывок.

Обоз из десяти саней двигался в два ряда по скованному льдом широкому руслу Печоры. Шли ходко, не тратя время на остановки. По обе стороны реки тянулась уходящая в бесконечность бело-зеленая тайга; исполинские сосны и ели стояли несокрушимой стеной, столетия назад возведенной самой природой. Тайга демонстрировала людям свое величие и скрытую холодную враждебность.

Долгая дорога через однообразный зимний пейзаж вызывала у командира отдельной роты частей особого назначения Константина Истомина какое-то странное, гнетущее состояние, усугубленное отвратительным настроением. Всю минувшую ночь ему снились кошмары, точнее разные варианты одного и того же кошмара. Наутро он почувствовал себя совсем разбитым, хотя впереди был еще приличный отрезок пути и, возможно, бой.

Рядом с ним на крытых оленьими шкурами санях сидел проводник-зырянин из того села, где они заночевали накануне. Мужик, хотя и числившийся активистом волостного комбеда, поначалу особого желания послужить проводником не проявил, но Истомин умел убеждать. В итоге незадачливый комбедовец лишился двух зубов, а отряд получил столь необходимого проводника. Сейчас мужик – Истомин все никак не мог запомнить его имя – отчаянно кутался в дырявую шубейку и что-то вполголоса лопотал на своем тарабарском языке, изредка опасливо поглядывая на недавнего обидчика. Напрасно – бить его Истомин больше не собирался.

– До темноты будем на месте, – буркнул проводник, перехватив его взгляд.

Истомин промолчал, но мысленно обругал себя за то, что не приказал выехать на час-другой раньше. Все равно толком не спал…

Сами собой мысли вернулись к ночному кошмару. После полученной в бою с интервентами контузии сознание часто выкидывало с ним такие штуки: кошмары ночью, головная боль днем. Укол морфия на какое-то время помогал избавиться от боли, но кошмары тогда становились еще тяжелее. У него остались еще две ампулы, но сегодня он решил обойтись без укола – в бою требовались незамутненные наркотиками мозги.

Сгинувший продотряд и его командир были в Усть-Сысольском ревкоме на хорошем счету: планы по продразверстке венгр выполнял и перевыполнял с особым рвением. Зырянские крестьяне боялись его как черта, и Истомин их прекрасно понимал: он и сам невольно вздрагивал, когда видел физиономию венгра. Известно было, что в империалистическую Фаркаш служил фельдфебелем в австро-венгерской армии и под Луцком попал под газовую атаку. Едкий иприт выел ему один глаз и оставил на лице жуткие незаживающие