Опасная ложь - Меган Миранда

– Перед аварией ты говорила по телефону? – спросил полицейский.

– Телефон был в сумке. И телефон, и сумка свалились в пропасть.

Доктор пальцами ощупывала мой череп – приятные ощущения, в отличие от вопросов полицейского.

– Ты что-нибудь употребляла? – спросил он. – Кроме кофеина.

– Нет.

– Значит, ты просто устала? Уснула за рулем?

Конечно, я устала. Восемь часов у меня были уроки, а потом еще два часа я занималась химией с Лео Джонсоном. Но я часто слышала, как подобные вопросы задавали маме – она умела увиливать от прямых ответов, оставаясь посередине между правдой и ложью. Слишком многое стояло на кону.

– Да не то чтобы, – ответила я. – Я пила газировку, потому что в автомате она самая дешевая. Мне навстречу вылетела машина. Поэтому мне пришлось свернуть на обочину.

– Как выглядела эта машина?

Было темно. Я закрыла глаза, пытаясь что-нибудь вспомнить. Один взгляд. Жар в салоне. Вспышка света фар, я резко выкручиваю руль…

– Я видела только фары.

Доктор мягко крутила мне голову – вперед-назад.

– Следов другой машины не обнаружено, – сказал полицейский.

Я закрыла глаза, пытаясь воспроизвести картинку. Что, если свечение было отражением моих собственных фар от разделителя? Что я на самом деле видела? Момент длился всего долю секунды. Теперь, вернувшись в него, я засомневалась в собственной памяти.

– А вы смотрели на дне обрыва? – спросила я.

Он взглянул на меня так, будто я неудачно пошутила, но я говорила серьезно. Он кивнул доктору.

– У меня больше нет вопросов, Келси. Не могла бы ты оставить дату своего рождения, адрес и телефон, на случай, если у нас появятся еще вопросы.

– Хорошо. – Я взяла у него блокнот.

Выходя, полицейский раздвинул шторки, и я сразу увидела Райана, который стоял буквально в паре метров, облокотившись на стойку регистратуры. Я невольно улыбнулась, а он неловко махнул мне в ответ. Он был единственным, кого я там знала, и, увидев его, я неожиданно успокоилась и вспомнила наши вечера в «Хижине» до того неловкого разговора, когда он сидел на барной стойке и, улыбаясь, слушал меня.

Из-под рукава рубашки у него выглядывала повязка – интересно, это из-за спуска в машину или из-за падения? Доктора хлопали его по плечу, Райан весело с ними болтал – в форме он выглядел здесь совсем как свой.

– Кажется, тебя пришли проведать, – заметила доктор.

– Он подвезет меня до дома, – сказала я. И увидев, как она недоверчиво щурится, прибавила: – Мы вместе учимся.

Врач прощупала мне руки и спину. Я вздрогнула, когда она надавила на левую руку, и напряглась, когда дошла до локтей.

– Скорее всего, будут синяки, – сказала она.

Женщина быстро сканировала мое тело: взяла за руки, мягко разжала пальцы.

– Ой! – воскликнула она. Взглянула на меня и снова на руки. – Не помнишь, как это произошло?

Поперек пальцев красовался глубокий порез. Мне захотелось снова сжать их в кулак. Неизвестно, насколько действительно мы были близки к смерти.

– Нет, – ответила я. – Не знаю. – Маленькая ложь. Привычка.

Сжав губы, она обработала и перевязала мне руки.

– Тебя родители заберут? – спросила она. – Для выписки надо заполнить кое-какие документы. И нужен страховой полис.

– Нет, но…

Я осеклась: к стойке, на которую опирался Райан, подошли двое – парень и девушка. Парень назвал мое имя, а девушка блуждала глазами и наконец остановила взгляд на мне. Она толкнула брата в бок, и я вся сжалась внутри. Коул и Эмма. Дети Джен. Обоих можно назвать моими бывшими, в той или иной степени. Коул был не только сыном Джен, но и моим первым парнем, хотя ему тогда было пятнадцать, а мне четырнадцать, да и встречался он со мной, скорее всего, только потому, что это было запрещено. Или потому что я всегда была рядом.

Раньше Джен постоянно заставляла меня общаться со своими детьми – она сказала маме, что это необходимо для моего психического здоровья. Это был шаг. Безопасный шаг. Много лет она таскала меня по детским праздникам и экскурсиям. Но когда мне исполнилось четырнадцать, я перестала быть девчонкой, с которой мама заставляла их общаться. Наверное, Джен не разрешала ему со мной встречаться.

Он сказал, что у меня красивые веснушки, я ответила, что они у меня с детства – разве он раньше их не замечал? Он пожал плечами. Поцеловал меня. Месяц спустя Джен обо всем узнала и потребовала, чтобы Коул прекратил наш роман, а когда я прямо спросила у него об этом, он пожал плечами, и так все и закончилось. Сначала я решила, что он трус, раз не стал с ней спорить. А потом поняла, что ему было просто все равно. Он пожал плечами. Конец. С тех пор я возненавидела парней, которые пожимают плечами.

По слухам, свою последнюю девушку он бросил через мессенджер, а предыдущей вообще забыл сказать, что с ней расстался. Так что, если честно, могло быть и хуже. Но, к сожалению, побочным эффектом нашего расставания стал разрыв с Эммой, моей лучшей подругой. Ее место так никто и не занял. Наверное, подругой я могла назвать свою соседку Аннику, но она приезжала домой только на каникулы.

Коул хотя бы недвусмысленно дал понять, что между нами все кончено. Хотя бы пожал плечами. А с Эммой мы скорее просто отдалились друг от друга. Мы не ссорились – она просто перестала отвечать на мои звонки. Наша дружба погасла, как искры от бенгальского огня. Когда понимаешь, что все горит, уже слишком поздно – ущерб необратим, искра потухла.

Она стала другим человеком – с новыми друзьями и новой компанией, – а я осталась позади, к моему несчастью, абсолютно такой же. Джен называла меня незавершенным проектом. Всегда незавершенным. Видимо, Джен устроила детям серьезный разговор о частной жизни, потому что, насколько мне было известно, они никому не рассказывали про мою маму. А в прошлом году, когда впервые в жизни я шла по школьному коридору, то вдруг встретила знакомые лица – они сразу меня узнали и быстро отвели глаза. Прошло три года, и мы как будто никогда не были знакомы. Но для меня они оба были как спящий вулкан. Глядя на них, я думала о себе, какой они знали меня в детстве или какой я была в статьях их матери. И это отражение мне не нравилось.

Первым заговорил Коул:

– Мама на учебе. А папа в командировке. Так что остались мы.

– Спасибо, – поблагодарила я.

Первый разговор за три года. Не так уж и страшно. Как оторвать пластырь. Но потом он пожал плечами. Без проблем. Мне все равно. Между нами все кончено. Выберите подходящий вариант. В руках Коул держал документ о согласии на медицинское вмешательство – его же использовала Джен для моего лечения. Без них меня бы не выписали. Потому что мне было семнадцать и я еще не могла решать сама за себя.