Лес Самоубийц - Джереми Бейтс

— Подкинь меня еще раз, — попросил Джон Скотт, проигнорировав замечание.

Мы повторили процедуру, и теперь ему удалось добиться результата с большим изяществом.

— Осторожно! — предупредила Мел.

Джон начал карабкаться. Несколько нижних ветвей выглядели неживыми из-за отсутствия внизу солнечного света. Он выбирал те, что были покрыты иголками. Ветки росли близко, что одновременно и помогало и мешало движению. Джон с легкостью находил опору, но вынужден был изворачиваться из-за отсутствия свободного пространства.

Втроем мы стояли, задрав голову и наблюдая за его продвижением. Не скажу за остальных, но я чувствовал одновременно и восхищение и страх. Если Джону Скотту удастся залезть достаточно высоко, мы будем знать, в какую сторону следует двигаться, и сможем выбраться из этого проклятого узилища. Но если он рухнет… Черт, он уже залез метров на пятнадцать, падение будет фатальным.

— А он не врал, — пробормотала Мел. — Он хорошо лазит.

В тревожном ожидании она прижала ко рту ладони.

— Ага, — отсутствующим тоном ответил я.

— У него получится.

— Должно.

Джон поднимался все выше и выше, хотя уже заметно медленнее. На такой высоте, видимо, ветки уже сильно истончались.

— Видишь что-нибудь? — крикнул я.

Пауза.

— Еще нет!

— Смотри на ветки! Они могут быть гнилые!

Джон не ответил.

Его почти не было видно, только время от времени просвечивала сквозь густую зелень его белая толстовка. Казалось, он застрял на одном уровне.

— А теперь? — спросила Мел.

— Нет еще!

— Что случилось?

— Ветки слишком тонкие!

— Может, лучше спуститься?

— Еще чуть-чуть!

Еще движение, и вдруг — громкий хлопок, как от стартового пистолета на стадионе, и вслед за ним целый оркестр звуков. Ветки тряслись и ломались, будто на сосне очутилась стая воинствующих макак.

Господи, он падает! Боже, нет!

Нина и Мел закричали одновременно.

Джон Скотт не рухнул мешком на землю, он падал зигзагами, как шарик в автомате для пинбола, задевая по пути ветки. Он пролетал два-три метра, обрушивался на большую ветку, скатывался с нее вправо или влево и падал дальше, до следующего крупного сука.

Джон не издавал при падении ни звука, и я не мог сказать, в сознании он или нет. Нам было видно лишь мельтешение его рук и ног.

Вдруг каким-то чудом он остановился в шести метрах над землей.

— Джон! — верещала Мел. — Джон!

Он не отвечал.

— Джон!

— Подкинь меня, — сказал я. — Я его сниму.

Мел не слышала меня. Она глядела вверх, зрачки были расширены от ужаса, лицо побледнело. Она зажимала рот обеими ладонями, будто ребенок, который нечаянно произнес нехорошее слово в присутствии мамы и папы.

— Джон!

— Ох… — раздался в ответ слабый звук, скорее стон, чем речь.

Живой!

— Можешь двигаться? — спросил я.

— Не…

— Я сейчас! — Я повернулся к Мел. — Мне надо…

Но тут снова раздался короткий хруст — ветка, на которую приземлился Джон Скотт, не выдержала. Падение продолжилось, хотя теперь все окончилось мгновенно: он пролетел двадцать футов сквозь оставшиеся ветки и упал на землю с глухим стуком, какой издает боксерская груша, которую уронили на пол спортзала.

Я услышал, как Джон непроизвольно охнул, когда удар об землю вышиб воздух из его легких. Одновременно с этим я услышал сочный, неприятный звук ломающихся костей.

А потом Джон Скотт начал кричать.

Множество порезов на руках и лице, толстовка порвана в нескольких местах и покраснела от крови. Джон Скотт выглядел так, будто его протащили через колючий куст ежевики. В сущности, так оно и было, только куст был огромный и стоял вертикально.

Но хуже всего дело обстояло с левой ногой, той самой, которой Джон так долго пытался зацепиться за нижнюю ветку. Нога изогнулась под таким невообразимым углом, что казалось — колено выскочило из сустава. Но дело было в другом, о чем свидетельствовала странная выпуклость чуть ниже колена. Я понимал, что это значит. К горлу подступила тошнота.

— Господи, — визжала Мел, — посмотри на его ногу!

Я с трудом различал ее голос, потому что Джон Скотт продолжал кричать, как от боли, так и, думаю, от осознания всей серьезности травмы.

Меня словно парализовало, и я не мог решить, что нужно делать в первую очередь. Ранение было намного серьезнее, чем какое-нибудь рассечение брови на баскетбольной площадке на заднем дворе школы, которое врач зашивал за пару минут.

Черт подери! Нога, натурально, сложилась вдвое!

Я в растерянности повернулся к девушкам, надеясь, что кто-нибудь из них что-то предпримет. Но Мел, показывая трясущимся пальцем на ногу Джона Скотта, только и могла, что приседать и выпрямляться на одном месте, будто ее спустя сорок лет нагнала истерия битломании. Нина отвернулась, подавляя подступившую к горлу тошноту.

Я побежал в лагерь, ноги двигались быстрее, чем я мог соображать. Все, что я знал, — мне нужно наложить жгут. Я задержался на мгновение у потухшего костра, потом подбежал к палатке Нила. Отвязав одну из веревочных оттяжек, я выдернул дугу каркаса и помчался туда, где корчился от боли Джон Скотт.

По крайней мере, он двигается, думал я. Все могло быть хуже. Его не парализовало.

Проскочив мимо Мел, я ринулся к Джону. Титаническим усилием воли он прекратил орать. На лбу тяжело пульсировала жила, а растянутые в гримасе губы дрожали.

— Я наложу жгут, — сообщил я, завязывая петлю вокруг его бедра.

— Нет! — захрипел он.

— Надо остановить кровотечение…

— Наложишь чертов жгут — убьешь ногу. Ее потом ампутируют!

Я недоумевал:

— А что делать?

— Штаны. Сними штаны.

— Зачем?

— Надо вправить кость!

В желудке поднималась неприятная волна. Он был прав. Нам нужно было как-то поставить сломанную кость на место, в развороченную плоть.

Я развязал шнурки на его «Мартенсах» и снял с него берцы один за другим.

— Мел! Помоги мне!

Потом я распустил пояс и расстегнул ширинку. Даже сейчас, в крайней степени стресса, я отметил дискомфорт от какого-то гомосексуального оттенка своих действий.

Мел подбежала и склонилась над Джоном.

— Нужно снять с него штаны. Медленно.

Она кивнула. Вместе мы спустили брюки чуть выше колен. Потом стащили их за края, одну штанину за другой.

Я изо всех сил пытался оттянуть ткань от того места, где выпирал осколок кости, но материала не хватало, и джинсы задевали за острый край. Я ожидал, что Джон Скотт будет стенать от боли, но он напряженно молчал, шумно выпуская воздух из ноздрей.

Наконец мы избавились от штанов.

— Ох, — прошептал Мел. Один этот звук был полон смеси ужаса и отвращения.

Рана выглядела так, будто ее долго готовили художники на съемочной площадке. Она просто не могла быть настоящей: казалось, что ошметки кожи сделаны из силикона, а мясо