Усадьба Сфинкса - Константин Александрович Образцов

Ну а осенью 1998-го ситуация изменилась опять. Самым главным было то, что нам стала доступна ДНК-экспертиза: конечно, первые исследования начали проводить еще во времена Союза, годами десятью раньше, но тогда все еще только лишь начиналось, а в 1993-м нам было не до экспертиз. И вот тут в нашей истории и появляется Швец.

Кравченко задумался, словно подбирая слова. За окном потускнело; наверное, собирался быть дождь. Голый кот так и сидел посередине комнаты на полу, и Алине казалось, что он тоже внимательно слушает.

– Та самая случайность или удача: в августе 97-го экипаж ППС, ранним утром проезжавший мимо речки Дачной – это на юго-западе города, там сейчас новостройки, – заметил на берегу человека с большим продолговатым свертком из толстой пленки, обернутой поверх в несколько слоев металлической сеткой. Рядом стояла машина с раскрытым багажником, серая «Волга-универсал», как выяснится позднее, доставшаяся Швецу от отца. Его задержали. В свертке оказался труп тринадцатилетней девочки, страшно изуродованный… Знаете, я вот всю жизнь проработал по делам о насильственных преступлениях и убийствах, всякого насмотрелся, особенно в девяностые, но есть вещи, к которым не привыкаешь. Он ей лицо обглодал до костей, откусил и сожрал, по всей видимости, язык и губы, женские органы… простите… выгрыз, а потом еще исполосовал ножом. Мы его сразу закрыли, конечно, и стали работать. Дело казалось верным, но не тут-то было. На ребенке Швец не оставил никаких следов: как выяснила экспертиза, он всю ее тщательно вымыл, внутри и снаружи, и даже ногти состриг. Кстати, трудился он санитаром в детской больнице, отчасти оттуда и навык. Был на хорошем счету у руководства, характеризовался положительно, в коллективе со всеми поддерживал дружеские отношения, в самодеятельности участвовал даже. На аккордеоне играл. Правда, когда мы стали копать, выяснилось, что три или четыре раза на него жаловались за то, что он трогал девочек за интимные места, но нам даже развратные действия не удалось ему пристегнуть: во-первых, родители отказывались писать заявления, а во-вторых, жаловались на него только те дети, которые едва очнулись после наркоза, так что и сами не были уверены, случилось что-то на самом деле или им привиделось. Очень продуманная, хитрая и системная гнида был этот Швец, хотя выглядел как пятидесятилетний опрятный пупс с большими руками. На пленке, в которую был завернут труп, не нашли никаких отпечатков. Автомобиль не просто осмотрели полностью, но и разобрали частично: ни капли крови, ни волоска – следовательно, укладывал тело уже после того, как упаковал. В его квартире, которую он сдавал, в квартирах у матери и у жены вскрыли полы, паркет разобрали, демонтировали канализационные и водопроводные трубы, искали везде хоть что-нибудь – безрезультатно. Очевидно, что пытал и убивал жертву он где-то в другом месте, но где – так и осталось неизвестным. Опрашивали возможных свидетелей, школьных друзей и подруг погибшей девочки на тот случай, если он выслеживал ее, всех, кто мог видеть, как она садится к нему в машину утром по дороге из дома в школу, допросили его жену и двух несовершеннолетних падчериц, с которыми работал специальный психолог, – ничего. На него самого мы тоже нажимали, и крепко… если вы понимаете, о чем я…

Кравченко быстро посмотрел на Алину. Она поймала его взгляд и подумала, что четверть века назад добрый дедушка Олег Евгеньевич мог на любого нажать так, что не показалось бы мало.

– Понимаю.

– Ну вот. И сами, и через сокамерников в Крестах – ноль. Держался он, надо сказать, как железный. В итоге все, что осталось, – это отсутствие алиби на момент совершения преступления и показания задержавших его сотрудников. Швец утверждал, что просто катался всю ночь на машине, и даже маршрут нарисовал. Такого количества камер наружного наблюдения, как сейчас, в то время еще не было, и проверить или опровергнуть его слова не представлялось возможным. Что же до свидетельства патрульных, то он вообще отрицал, что нес к речке сверток с телом: говорил, что проезжал мимо, увидел что-то у кромки воды, остановился и пошел посмотреть. Знаете, сейчас разное говорят про суды, может, и справедливо, я-то уже не в курсе; но двадцать пять лет назад ни один суд не вынес бы обвинительного приговора только на основании чьих-то слов, пусть даже сотрудников полиции. В общем, через два месяца стало понятно, что Швеца придется отпустить.

Кравченко развернул конфетку, посмотрел и завернул снова. К чаю он так и не притронулся.

– Он еще к нам с Игорем Пукконеном попрощаться пришел, представляете? И торт принес, сука. Простите. А через полтора года на шее девочки, которую задушили в Лисьем Носу вместе с родителями и няней, нашли слабые потожировые следы. Может быть, дело в том, что в доме на полную мощность работало отопление, поэтому было очень жарко и сухо, а может, они оставались и раньше, но к тому времени криминалистика уже научилась такие следы распознавать. Для дактилоскопирования они были непригодны, но для генетической экспертизы, как оказалось, вполне достаточны. Так как значение такого исследования являлось чрезвычайно важным, руководство обратилось в НИИ Генетики. Руководил процессом лично академик Зильбер, а с нашей стороны принимал участие Генрих Осипович Левин… вы, наверное, знали его?

– Конечно. И на похоронах была.

– Ах, вот откуда мне знакомо ваше лицо! – Кравченко прищурился. – Точно, мы там виделись мельком. Да, Генрих Осипович… мудрейший и добрейший был человек. Кстати, насколько я помню, они с этим Зильбером вместе учились, дружили даже. В общем, когда были получены результаты ДНК-экспертизы, оставалось только сравнить их с теми, что уже имелись у нас в базе, и за Швецом немедленно выехала группа. Игорь лично на нем наручники застегнул.

– А как в деле появилась свидетельница?

– Вижу, что вы и без меня все знаете, – Кравченко принужденно рассмеялся. – Понимаете, двадцать пять лет назад экспертиза ДНК все еще была делом сравнительно новым и в судопроизводстве в качестве доказательства использовалась нечасто. Это сейчас в системе МВД десятки собственных лабораторий, а тогда были только одна-две, не считая специализированных исследовательских институтов. Мы хотели, чтобы все было наверняка. Раиса Игнатьева являлась единственным живым человеком, которая утверждала, что видела Сфинкса. К сожалению, в 1973-м году ее показания не могли быть приобщены к делу…

– Я слышала, что она просто оказалась не способна описать возможного убийцу из-за нервного потрясения.

Старый сыщик покачал головой.

– Все несколько сложнее. Она как раз его тогда описала, только весьма специфически.

– Как же?

– Раиса утверждала, что ее сестру Диану убило чудовище. Огромный человекоподобный монстр с головой зверя. Якобы она