Иван Царевич и серый морг - Янина Олеговна Корбут

– Что с ним? Что случилось?

Наверное, санитар подумал, что я обезумевший родственник, потому что вполне сочувственно ответил:

– Самоубийство. Ещё живой успел выбраться на площадку. Иначе мы бы его не достали. И так дыма надышались.

– Он мёртвый? – опешил я, до последнего думая, что это какая-то инсценировка.

– Конечно, мёртвый, стрелял себе в грудь. Молодой человек, отойдите, вы мешаете пройти.

– Где пистолет? – не унимался я, следуя за ними.

Врач, сопровождавший носилки, громко кашлял, надышавшись дыма. Откашлявшись, он всё-таки ответил мне:

– Не до того сейчас. Не видишь, что творится? Там люди могут погибнуть, а ты ерунду спрашиваешь. Из кармана торчала записка. «Прошу не винить» и всё такое. В милиции прочитают и пистолет найдут, не волнуйся. Всё, отходим, отходим.

Они продолжили движение к машине, я шёл за ними следом. И услышал, как потный санитар, что тащил носилки, бормочет:

– Ненавижу этих суицидников. Не квартира, а дворец, и что ему не жилось. Ну убился ты, придурок. А квартиру зачем поджёг? Чтобы наверняка? О других людях не подумал. Сейчас туши пожарным. Хорошо, если больше жертв не будет.

Ему ответил бас из глубины машины:

– Пятый случай за неделю. Кто вешается, кто стреляется. Довели страну…

Параллельно я стал различать какой-то змеиный свист. А когда санитары замолчали, до меня дошло, что это голос Волкова:

– Мой самый способный студент пришёл проститься. Если хочешь знать, я был против, чтобы с тобой разделались. Хотел изучить твои способности, нужны были исследования, которые показали бы взаимосвязь между погружением в переживание, верой и ощущением того, что призрак «шепчет тебе на ушко». У тебя невероятно высокий уровень абсорбции.

– Чего?

– Это восприимчивость человека к гипнозу, медитации, наркотическому опьянению.

– Я вам не подопытный кролик.

– Ты знаешь, как я умер? Спроси…

– Нет! Нет…

– Как думаешь, почему пистолет не нашли рядом со мной?

– Всё это вы заслужили! Я вам верил… Верил как преподавателю! Весь ваш профайлинг – полная чушь! Вы помогали разоблачать преступников, потому что сами были монстром. Монстром, который убил десятки людей! – бормотал я, пытаясь заглушить этот тусклый страшный голос.

– Помнишь, ты хотел, чтобы я тебе ответил на вопросы…

– Уже не хочу.

– А я всё-таки отвечу. Когда-то я думал, что самый счастливый день в моей жизни был тогда, когда Лина сказала мне «да». Мы собирались пожениться, я привёл её знакомиться с семьёй, и там она встретилась с Петей. Дальше ты знаешь. Я вычеркнул их обоих из своей жизни. Вернулся лишь однажды, попросить деньги. Я хотел ехать учиться за границу, и, по справедливости, те деньги родители собирали для меня. Но Петя влез со своей свадьбой, и родителям пришлось помочь им с покупкой дома. Даже тогда я смолчал. Но когда Петя сошёл с ума и продал дом, чтобы похоронить себя в лесу, я вернулся и попросил отдать деньги. Они были нужнее мне. Но он стал доказывать, что все психологические болезни и отклонения – это последствия пагубного влияния социума на человека. И что все мои попытки вмешаться в человеческий мозг закончатся провалом. По сути, он назвал меня бездарностью. Последней каплей стало то, как он указал в окно на Лину, хлопотавшую в саду, и сказал: «Если бы всё было подвластно психологии, Лина сейчас была бы твоей женой. Прости, брат, но лучше примера у меня не найдётся». Тогда я взял своё, не думая о последствиях. И потом всегда чувствовал счастье, когда мог сам управлять людьми. Мой преподаватель говорил, что у меня горячая кровь и холодный ум. Нет сочувствия даже к близким людям. Не в том смысле, что я желал им зла. Просто я рассматривал их как объект, которому нужна помощь, нужно вмешательство. Это не последствия работы. Многие называли это профдеформацией, но я таким был изначально. Моя лёгкая бесчеловечность помогала мне лучше влиться в профессию психиатра. Верю ли я в Бога? Религия – очень сложный вопрос. Если врач истинно религиозен, то всегда чем-то поступается при лечении больного: принципами медицины или принципами религии. Иногда приходится выбирать. Чего я хотел больше всего? Оставить после себя значимый след. Мои ученики, люди, которых я вылечил, кому помог, – это моё наследие. Все мои наработки будут дальше помогать находить преступников. Теперь я хочу просто жить. Наверное, я всё это заслужил, но я не собирался умирать…

– Вы просто поняли, что проиграли, поэтому и решились на самоубийство!

– Ты знаешь, чей это был пистолет…

Машина отъезжала, но я всё же услышал:

– …и тебе жить с этой правдой…

Я закрыл уши руками. Я давил на них изо всех сил, а когда понял, что это не помогает, закричал. Пришёл в себя, когда осознал, что сорвал голос и колочу ногами лавочку, как псих.

Полноватая женщина сказала всё ещё всхлипывающей бабе в халате:

– Гляди, умом, что ли, тронулся? Надо ещё одну скорую вызывать.

– Да чего ты сразу. Может, сынок его или племяш.

Деда я заметил по походке. Он как раз отделился от толпы и ковылял к лавочке.

– Дед! Деда! – растягивая слова, крикнул я, пока кровь горячими волнами окатывала голову.

И кинулся обнимать его, сглатывая что-то подозрительное, похожее на слёзы. Дед всё понимал и просто хлопал меня по спине.

– Где Лена?

– С ней всё хорошо, хорошо, Ванька. Девочка там с товарищами из органов разговаривала, должна подойти. Ты садись, садись.

Он вдруг приложил руку к области сердца, досадно закряхтел. Я испугался:

– Дед, что, сердце? Давай я за таблетками сгоняю?

Он поморщился, но покачал головой.

– Всё, всё… Как сам? Слава богу, тебя отпустили. Мы едва с ума не сошли.

– Спасибо вам. И тебе, и Димке с Васькой. Прости меня. Я и правда Иван-дурак.

– Это ты прости. Выходит, подвёл я тебя, Ванька. Обделался дед, не справился. Думал, что я такой правильный, что делаю, как лучше. Что воспитываю тебя, а на деле…

– Не надо, дед. Ты справился. Как мог. Я, может, и так не сумел бы. Я, когда в тюрьме сидел…

– Мой внук сидел в тюрьме… – дед погладил меня по волосам и снова сокрушённо покачал головой.

– Да, я вспомнил, что никогда себя не чувствовал одиноким. Помнишь, как ты мне первому в классе велосипед купил?

– Конечно, всё лето ягоды с тобой сдавали.

– И на рыбалку водил в любую пору года. И с молотком научил меня худо-бедно…

– Да мы с тобой, Ванька, считай, заново дом переделали.

– Растили табак, боролись с колорадскими жуками, охотились на кротов. Благодаря тебе я