Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская

Тягачев торопливо, мелко замотал головой, панически боясь, что гигант примет бездействие за согласие и – покажет… После услышанного он верил собеседнику безоговорочно и понимал, как теперь похож на марионетку, все нити которой – в его руках. Захочет – отпустит, а может – сплетет из них же удавку, и…

– Жить хочешь?

Тарас хотел крикнуть «да», но горло сжало спазмом, и он начал кивать – еще быстрее, чем мотал головой.

– Сейчас идешь домой, – Тягачев превратился в столб, ловя каждое слово. – Там будет костюм, как у меня. Надеваешь его, вынимаешь адрес из кармана, находишь, где это, мешок с собой – и туда. Звонишь или стучишься, подарок вручаешь и уходишь. Поздравлять или вообще что-то говорить – не надо. Потом достаешь другой, и все то же самое. Если вдруг пригласят зайти – заходишь, подарок так же отдаешь и делаешь, что скажут… Сам не уходишь, что бы ни увидел, иначе пожалеешь. Ждешь, когда отпустят. Пока адреса не кончатся – никаких передышек. Тридцать первого вечером костюм исчезнет, и отдыхай до следующего декабря…

– Почему… я? – еле слышно, сипло выдавил Тягачев.

Дед Мороз легонько пожал плечами:

– Потому что ты никогда не подозревал, что не всё в жизни – то, чем кажется. Изнанка бывает совсем другая: правила, по которым оно существует. И нарушать их – себе дороже. Все, дальше сам решай, как и что.

Он поднял мешок, повернулся и шагнул прочь. Но тут же остановился. Тарас смотрел ему в спину с бешеной надеждой, что гигант сейчас расхохочется и крикнет что-нибудь вроде: «А классно я тебя разыграл?!»

Последняя фраза прозвучала так же отрешенно, как и все предыдущие.

– Костюм носи, или будет хуже.

«Улица Академика Бурденко, дом 14, квартира 9».

Тягачев привычно скомкал очередную записку – качественная, чуть сероватая бумага, листок размером с пачку сигарет, крупный принтерный шрифт… ни капли инфернального, мистического – и, не глядя, отбросил в сторону.

Он не боялся, что забудет адрес. Одного прочтения хватало, чтобы тот засел в голове крепче, чем та самая репка – в грядке. И не испарялся оттуда, пока подарок не обретал своего владельца.

Спустя минуту после этого в нагрудном кармане тулупа появлялся листок-близнец, а мешок беременел очередной упаковкой…

Тарас стащил рукавицы, привычно зажал их под мышкой. Достал из чехла – висевшего на шее, под бородой, – смартфон: он так и не решался носить его в одном из карманов костюма. Высвободил из перчатки указательный палец, забил в «Гугл-картах» нужный адрес.

Улица неизвестного Тягачеву академика находилась не так уж и далеко – три остановки на метро и пара минут пешком. В прошлом году он безвозвратно забил на попытки вычислить систему, по которой «работодатели» выдавали адреса. Иногда приходилось ехать из одного конца города в другой, а потом возвращаться если не в ту же точку, то – в расположенную по соседству. Впрочем, Тягачева это ничуть не печалило и, была бы его воля, катался по мегаполису как можно дольше, оттягивая очередную доставку. Но особо тянуть время не получалось, стоило без причины задержаться больше чем на десять минут, как приходила головная боль, терпеть которую Тарас не мог. И шел дальше, угрюмо гадая, сколько адресов еще предстоит посетить. Самым легким был день в позапрошлом году – всего девять «визитов». Самым паршивым – в прошлом: восемнадцать. В среднем выходило по тринадцать-четырнадцать.

Но хуже всего было не разносить подарки, а постоянно находиться в ожидании, что каждый новый адрес окажется «тем самым». Местом, где придется перешагнуть порог и увидеть то, что не сотрется из памяти до конца жизни. Его невозможно было предугадать, оно могло выпасть когда угодно – в начале, в конце, – и без него не обходился ни один год. Однажды в голову Тягачева пришло, навсегда засев в ней, сравнение, что это – вишенка, с любовью слепленная из мозгового фарша и украшающая торт из мяса, костей и внутренностей…

– Мама, мама! Смотри-и-и! Дедушка Мороз! Настоящи-и-ий!

Тарас обернулся. Румяный, отчаянно веснушчатый пацан лет шести восторженно тыкал в его сторону пушистой варежкой, напоминающей божью коровку – красную с черными кружочками. В темных, слегка увеличенных очками глазах бурлило ликование.

– Давай стиральную машину новую у него попросим тебе! И велосипед мне! И Лего, то, огромное! И еще, чтобы папа не пил! А еще…

– Боря, прекрати! – невысокая, полная, такая же веснушчатая женщина схватила его за руку, улыбнулась Тягачеву – скупо, нервно. – Мы торопимся! И Дедушке тоже некогда, он другим детям подарки несет…

Она потащила занывшего и едва успевающего за ней пацана вглубь двора. Тягачев развернулся и быстро пошел прочь, безуспешно унимая проснувшуюся при виде веснушек дрожь. Память, паскуда, мгновенно зашвырнула в тот самый вечер, когда…

…Дверь в квартиру приоткрылась, стоило Тарасу скинуть мешок с плеча. Тусклый свет из прихожей растолкал крепко воняющую мочой темноту в стороны, из дверного проема дохнуло кислятиной и еле уловимым запахом сгоревших бенгальских огней. Тягачев машинально прижал рукавицу к носу – дышать стало почти невыносимо.

– А мы вас зажда-а-ались… – дверь открылась полностью. – Проходите, гость дорогой. Матвейка ждет, совсем места себе не нахо-о-одит…

Тягачев невольно сделал шажок назад. На пороге стояла женщина лет пятидесяти – очень худая, некрасивая. Узкий лоб, еле заметные росчерки бровей, крючковатый, свернутый на сторону нос, темные, близко посаженные глазки, большой рот и массивный подбородок с крупной бородавкой посередине. По лбу, наискось – от зачесанных назад волос к виску, – тянулся шрам. Рваный, похожий на кривую кардиограммы, толщиной с шариковую авторучку.

Женщина улыбалась. Неумело накрашенные кроваво-красной помадой губы растянулись, как показалось Тарасу, до предела, выставляя напоказ мелкие кривые зубы. Левая сторона рта почему-то была заметно выше другой, и это делало улыбку неестественной, жутковатой…

Но сильнее шрама и улыбки Тараса напугал ее наряд Снегурочки. На голове торчало кривобокое, обшарпанное подобие кокошника, вырезанное, судя по характерному изгибу внизу, из пластикового ведерка. Воротник и карманы голубого ситцевого, сильно полинялого халата были небрежно оторочены облезлой серебристой мишурой. Она же обвивала голенища голубых резиновых сапог.

Тягачев сделал еще один шажок от двери.

«Шизанутая, – напряжение, не отпускавшее его весь вечер, окрепло донельзя. – Сука, на хрен мне это, а? Кинуть подарок и валить с концами».

«Снегурочка» словно уловила настрой Тягачева, ее глаза стали двумя черными льдинками. Уголки рта чуть-чуть опустились, и улыбка обрела сходство с оскалом.

– Заходи, Дедушка Мороз. Не огорчай нас с Матвейкой…

«Пригласят – заходишь, – проворно выкарабкалось из памяти. – Иначе пожалеешь».

Тарас шагнул вперед, чувствуя себя сопливым шкетом, которого вынуждают пойти в заброшенный дом, где когда-то жила ведьма.

«Снегурочка» шустро посторонилась, пропуская его в квартиру. За спиной Тягачева закрылся один замок, другой, третий… Тарас с трудом