Ловушка для Крика - Саша Хеллмейстер

– И теперь у нас всё будет по-другому.

* * *

Пейзаж стал заметно зеленее, по обеим сторонам от дороги выросли невысокие лесопосадки, а затем и раскидистые древесные массивы с прохладной тенью. Красная почва в глубоких трещинах сменилась тёмной, рассыпчатой, землистой.

«Гранд Чероки» стремительно летел под зелёными кронами, сплетающими над нашими головами прозрачный купол. Сквозь ветви светило утреннее солнце. Грозу мы оставили далеко позади, а вместе с ней – тяжёлые мысли. То тут, то там появлялись заграждения. Мы видели много чего интересного: темнокожего мальчика-пастуха верхом на лошади – настоящий ковбой! – с целой овечьей отарой под надзором, и пасущихся лошадей, то по двое, то по трое, то небольшим табуном. Я приоткрыла окошко, наслаждаясь свежим ветром в лицо, и высунула руку: между пальцев заплясало тёплое солнце, обогрело и поцеловало.

– Пытаешься поймать ветер? – усмехнулся Вик.

– А что, нельзя? – я прищурилась, лукаво улыбнувшись в ответ и притворившись, что между нами всё в полном порядке. – Послушай, ты много рассказывал об индейцах, но у всех вас длинные имена, двойные. А у тебя только Пёрышко.

– Перо, – поправил Вик. – И нет, не только, просто бабушка так звала. Считай – ласково, а так у меня есть, конечно, настоящее индейское имя.

– Да? – я заинтересованно повернулась к нему и заметила, что он тоже растянул в улыбке губы. – И какое? Ну, скажи.

– Зачем? Всё равно не вымолвишь, – отмахнулся Вик, – меня так редко кто зовёт.

– Почему?

– Потому что это ирокезское имя. Я могавк. А живу среди чероки. Другие традиции… часть имени на одном языке, часть на другом, потому что два племени смешались во время брака моих родителей. Они так задумали… Что ты вертишься, чикала?

– Ну скажи, ну пожалуйста! – заканючила я, состряпав самое жалостливое лицо. – Вик, я же не отстану и спрошу у твоих дядей!

– О господи, – он закатил глаза, с ленцой высунул локоть в окно и покосился на меня. – Ладно. Кархаконхашикоба. Ну?

Я кивнула, постепенно переваривая новое слово и не ожидая, что оно и впрямь будет длинным и сложным.

– Кархаконха…

Я запнулась. Вик был доволен, что я без запинки сказала первую часть, и с гордостью посмотрел на меня:

– Ты умница, чикала. У нас сложный язык, не все могут с первого раза повторить.

– Прости, просто Шикоба мне нравится больше, – призналась я, и Вик заразительно засмеялся, потрепав меня ладонью по макушке. – А как оно переводится?

– Ястребиное перо. – Вик поморщился. – Индейцы любят брать животных в покровители. Воронья Лапка, Перо Цапли, Чёрный Орёл… Сидящий Бык… Одержимый Конь… много кого было. Хотя вот знакомый у меня есть, Рыжая Стружка. Забавно, ага?

– А как звали твою мать? – слова сорвались прежде, чем я успела себя остановить, и быстро поджала губы.

Чёрт, вот же глупая! Зачем спросила? Но Вик ответил.

– Лилуай, – в его голосе прозвучала нежность. – Певчий Ястребок. В свою честь меня, кстати, она и назвала. Так матери часто с сыновьями поступают у ирокезов.

– Лилуай…

Я повторила, оставив на губах послевкусие чего-то светлого и лёгкого, как вспорхнувшая птица. Вспомнила красивую мать Вика и сочла, что имя подходило ей идеально, как, собственно, и ему: ястребы тоже рыжепёрые хищники, совсем как мой индеец.

– А отец? Ты знаешь его имя?

– Да, Адсила рассказывала. Оно редкое, не как у меня.

Вик включил поворотник, и мы поехали на сбавленной скорости по дороге, зазмеившейся среди вётел.

– Отоанэктовэра. Играющий с ветром. Но мать звала его просто Вэра, Ветерок… Я до сих пор помню, как она делала такие хрустальные игрушки с перьями и стекляшками, а потом развешивала их на веранде. Тоже ветерки. Красиво звенели и переливались… Они до сих пор у матери сохранились по всему дому: видел, когда был там. После её смерти.

Я с беспокойством взглянула на Вика, но он дёрнул щекой и спокойно продолжил:

– Всё нормально, чикала. Я вполне могу говорить о родителях. Кстати, мы уже приехали.

За поворотом, прячась за раскидистыми клёнами, на большом открытом пространстве вырос просторный одноэтажный дом с крышей-мансардой, подпираемой деревянными массивными колоннами по всему периметру. Он был окружён террасой, спрятанной под навесом. Неподалёку был высокий аккуратный амбар и внушительных размеров старый сарай, нуждающийся в ремонте. В небольшом отдалении стояла длинная конюшня и простенький круглый загон, окружённый плетнём.

– Какой у них… – выдавила я.

– Красивый дом, ага. Настоящее ранчо, – согласился Вик, перебивая. – О, гляди, нас уже встречают!

На террасу, держа кружку с кофе, вышел один из близнецов и сунул руку в карман шорт. Он внимательно наблюдал за машиной.

Вик припарковался возле крыльца: я безумно обрадовалась возможности наконец-то пройтись. Полтора часа трястись в машине было очень утомительным делом.

– Ребята, с добрым утром, – спокойно приветствовал нас Каллиген. Чёрные волосы он убрал в хвост. – Мы вас ждали.

– Привет, Тео, – кивнул Вик, и мужчины обменялись рукопожатием.

Размеренная речь, холодный, непроницаемый взгляд, немного усталое лицо… Да, действительно, это Теодор.

– Доброе утро! – сказала я из-за спины Вика, чувствуя себя среди них настоящей пигалицей.

– Лесли, как доехала? – Тео опустил взгляд, и я подивилась, насколько приятные у него глаза. Такие мудрые, такие тёплые и спокойные. – Очень устала? Ничего, мы всё поправим. Ещё не завтракали? Тогда самое время идти на кухню, мы только что сели за стол. Рашель! Ещё два прибора, пожалуйста!

Мы обошли дом по террасе, следуя за Тео, и на заднем дворе я увидела, что в просторную кухню настежь открыты старые окна в пол в деревянных рамах, которые требуют покраски. За большим дубовым столом хлопотал Адам, вокруг него крутилась невысокая и очень красивая молодая женщина в джинсах и вязаной короткой кофточке.

– О, салют! – помахала она нам, улыбнувшись, и с прищуром оглядела обоих.

Адам поймал её изящные пальцы и сжал, притянув к себе и обняв за талию свободной рукой.

– Дружок, не веди себя как дикарь, будь добр…

– Я даже не старался, но, раз на то пошло, я и есть дикарь, – ухмыльнулся он. – Вик! Лесли! Ребята, как я рад вас видеть! Моё достоинство здесь грубо унижают. Они не хотят подавать на стол горячие бутерброды моего собственного производства.

– Как так? – Вик пожал ему руку и строго взглянул на второго дядюшку. – Что за ущемление прав коренного населения Америки?

– Я приготовил столько всего специально к их приезду, а ты ноешь из-за каких-то там горячих бутербродов! – раздражённо закатил глаза Тео. – Рашель, где приборы?

Она залилась румянцем. Белая как молоко кожа была сплошь в веснушках, словно скорлупа перепелиного яйца: Рашель шлёпнула ладошкой